Вольный Флот - Старшина Тарасов против сил зла

Так что «Урфин» — это, на фоне остального, был прям нормальный вариант и Старшина решил семя этой идеи полить и удобрить. Широким шагом вернувшись в каптерку, он оглядел распотрошенные тюки с бельем и Бухарметова с Парамоновым, старательно делавшим вид, что все это время занимались делом.

— Ну что, мои верные дуболомы? Долго вы еще играться будете?

— Товарищ прапорщик — вы же сами сказали: «Все тщательно проверять, ибо Дубко не дремлет». Все новое пришлось перебирать.

— Много рванья подсунул?

— Вон там, комплектов пятнадцать. С пятнами мы тоже браковали.

— Давайте сюда. Я, сейчас, лично, этому Гудвину недобитому, этот тюк на голову одену. Ведь предупреждал же! Сидите тут — я скоро. И печенье в столе у меня все посчитано!

Последовавший за выдвижением претензий сочный скандал с «Начвошем», взбодрил Тарасова так, что ему хотелось кого-нибудь убить. Остановившись перекурить и успокоится, он вспомнил то ощущение чужого взгляда, которое у него возникло на дороге между заброшенными складами. А еще он чувствовал его как раз тут. После стычки. Промежуток между двумя ангарами, через которое видно заброшку. Выйдя на эту линию, Старшина вгляделся в сереющие вдалеке коробки покинутых зданий и в голове мелькнула мысль.

Закинув тюк в каптерку и дав команду проверить все еще раз, он направился в штаб, на ходу придумывая повод. Начштаба перекусывал бутербродом, но, увидев Тарасова, отложил еду в сторону.

— Отвлекаю, товарищ подполковник?

— Вы по служебному вопросу? — Начштаба махнул рукой давая понять, что его бутерброд подождет.

— Нет, пустяки, думал, может вы не заняты?

— Так я и не занят. Что у вас?

— Да даже стыдно спрашивать. Вот… — не придумав ничего лучше, Старшина протянул Начштабу листки с сочиненным, в наказание, рассказом, — С утра с Ротным голову ломаем, не можем понять, что это нам напоминает. Фигня полная, но засело в башке — отделаться не могу. Мимо шел — черт дернул у вас спросить. Ну вдруг?

— Правильно дернул… — Начштаба быстро пробежал глазами текст, — Вольное переложение части «Федота-стрельца» Филатова. В журнале «Юность» за восемьдесят седьмой год печатали. Третий номер, кажется. Почитайте обязательно. А это кто написал, если не секрет?

— Да дневальный один, «задумчивый». Стоял на «тумбочке» — фигней страдал.

— Все бы солдаты так «фигней страдали». Вам это надо?

— Нет — забирайте, товарищ подполковник.

— Спасибо. И фамилию этого товарища мне тоже запишите…

— Вот… — взяв листок, Тарасов накарябал на обороте фамилию дневального, — Извините, что по таким пустякам вламываюсь.

— Да почему пустяки? Очень даже кстати — у меня, весной, писарь на дембель уходит, надо замену искать, а тут и написано грамотно, и почерк разборчивый.

— Ну и отлично. Приятного аппетита…

Выйдя из штаба, Старшина, на нервах, выкурил еще одну сигарету, так как ситуация была наитупейшей и ему очень повезло, что Начштаба благодушно отнесся к столь идиотскому поводу посетить его кабинет. Однако, дело было сделано. Тарасову удалось, украдкой, посмотреть на план части, висевший в кабинете. Теперь, сопоставив те места, которые были видны с дороги, с теми, которые проглядывали в промежуток между ангарами возле вещевого склада, он мог примерно определить точку, из которой за ним наблюдали. И что самое интересное, эта точка была аккурат в окрестностях старого расположения продсклада. Рассказ Митрофанова, звучавший как полная дичь, переставал казаться столь уж безумным.

***

«Праздничный наряд» у военных ассоциируется совсем не с новым костюмом или красивым платьем. Это, как правило, означает, что пока все пьют и гуляют, ты, злой и трезвый, несешь службу. Стремительно приближалось Двадцать Третье Февраля и с каждым днем вопрос о том, кто же заступит на праздники, становился все актуальнее, тем более, что как на грех, праздники получались «длинные», плавно перетекая в выходные — идеальный момент, чтобы съездить до дому, загулять с друзьями и прочим образом отдохнуть от военной рутины. Прапорщик Селиверстов поймал Тарасова после развода и отвел в сторону с самым конфиденциальным видом.

— Иваныч, ты-ж, у нас, не семейный?

— Вместо тебя заступить? — уже по самой постановке вопроса легко было догадаться, о чем идет речь.

— Ну да… Мы с тестем договорились на охоту съездить, под Саранск, а мне, аккурат на праздник, по автопарку заступать. Сам понимаешь — ни туды, ни сюды.

— Так я же, двадцать второго, туда же?

— Так вот я и предлагаю — давай я вместо тебя заступлю, вечером сменюсь, тесть за мной заедет и, мы на праздник и все выходные, на кабана. А то 28 сезон закроют…

— Сильвер, падла..! — выругался Ротный, который был занят распределением работ и слегка задержался, нарезая задачи личному составу, — Ты куда вперед старших по званию! Это моей роты старшина!

— Кто не успел, тот опоздал…

— Стопелло! «Да» от него я не слышал.

На шум стали подтягиваться другие желающие — Старшина, не имевший семьи, и прибывший в часть недавно, а, следовательно, не обросший друзьями и собутыльниками, был идеальным кандидатом в праздничный наряд. Тарасов, который внезапно стал нарасхват, вытребовав у Ротного импортную сигарету, принялся размышлять, как выгрести максимум выгод с этого расклада.

— Так, бояре… — докурив, он снайперским щелчком отправил бычок в урну стоявшую шагах в трех и проследил, чтобы все узрели его нечеловеческую меткость, — В общем, предложение такое: я могу заступить по автопарку хоть на все три дня… НО!

Он кивнул в сторону Селиверстова.

— С тебя — двадцать литров бензина.

— Зачем?

— Шашлык буду жарить.

— На бензине?

— Ты дурак? У армян с трассы на мясо махну.

— Так я тебе могу мяса и так выкружить.

— Какое? Столовское? Глубокой заморозки? Которое еще Сталина видело, судя по клеймам? Нахер-нахер такой шашлык.

— Да не — с «подсобки». У Митрофанова «Пугачиха» опоросилась, так что он, теперь, забой будет делать. Я уже договорился, что часть кабанятины на свинятину махну.

— Шашлык из свинины — моветон. Ты сам на Кавказе служил и не хуже меня это знаешь. Только баранина! Тем более, что вы кабана, или кабан вас — еще вопрос кто кого. Они по зиме лютые. Не жлобься давай — вы с тестем в десять раз больше искатаете, ради этой кабанятины.

— Ладно — не вопрос.

Старшина повернулся к «Начвошу», который что-то там плел про родню в Уфе, которую срочно надо навестить.

— С тебя крепеж, дверная пружина, заглушки, сгоны, шпингалеты и так далее, вот по этому списку, а то жилье дали, а дальше — ебись сам.

— Ох… Ты себе там что — евроремонт делать будешь?

— Батарея капает, форточка просела, дверь в толчке не закрывается — бардак и разруха! Ну или думай сам — сейчас желающие родню навестить мигом найдутся.

— Я поищу…

— Только хорошо поищи. Не как обычно.

Выдав огорченному Дубко список, Старшина посмотрел на ожидающего своей очереди Ротного.

— Видеодвойка твоя, с кассетами, в аренду на все три дня.

— Говно вопрос.

— И уговорить Комбата благословить всю эту авантюру.

— Решил драть с меня по полной?

— Ну а кого еще просить? Сам же орал, что старший по званию.

— Да-да — всего-то старлей, а ждут как от генерала. Ладно — попробуем…

***

Селиверстов, предвкушая охоту, готовился к ней прямо на посту. Засев на втором этаже, в диспетчерской, откуда открывался вид на все автохозяйство, он процеживал через бессовестно стыренный из аптечки бинт самодельную настойку. На вешалке висело ружье в чехле, открытый патронташ, а по столу были раскиданы обрезки картонок из которых рубились пыжи, пулелейка, пластины от аккумулятора и прочие причиндалы для кустарного снаряжения патронов. Поздоровавшись и получив в ответ: «Иваныч — давай сам, я мало-мало занят», Тарасов пошел принимать наряд. Вернувшись, он застал Слеливерстова уже переодетым в ватные штаны и лазающим на карачках под пультом.

— Ты чего?

— Гильзы проебал. Три штуки. У меня двадцать было, а сейчас начал патронташ надевать — трех не хватает.

— Думаешь упали куда?

— Надеюсь… Хуже — если солдаты спиздили.

— А нахер им гильзы?

— Они латунные. А ты не хуже меня знаешь, зачем им латунь. Скоро весна, дембель… Это Фролов — точно те говорю. Больше некому. Ну, сучонок: увижу на парадке лычки латунные — вместе с башкой оторву. Ведь, что главное, гильзы советские, сейчас такие хер где купишь.

— Ты уверен?

— Уверен-уверен. Этот хорек вечно что-то стырить норовит.

— Я говорю, ты уверен, что двадцать было?

— Конечно! Десять латунных, пять картонок с картечью и пять пластиковых — говорили, что одноразовые, а я по второму разу сумел закатать.

— Просто латунные у тебя все на месте.

Силеверстов, стоя на четвереньках, склонил голову набок, словно умная собака, переваривая сказанное, и кинулся к патронташу.

— Тьфу-ты… Точно — латунь на месте. Я, просто, когда не досчитался, первым делом про них подумал. Дембеля из латуни уголки на альбомы мастерят, лычки с кокардами точат и прочее барахло, так что — только отвернись. Картечь тоже на месте… Пластика не хватает… Но я точно помню, что пять закатывал. Где еще три?

Зазвенел телефон. Схватив трубку, Селиверстов рявкнул короткое: «Иду!» и начал натягивать бушлат.

— Ладно — черт с ними с пластиковыми…

— В смысле: «Черт с ними»! — возмутился Тарасов, — Оторвет кому-нибудь чего-нибудь, потом

отвечай.

— Да я понимаю — просто некогда. Тесть приехал — мне бежать надо.

— Ладно — удачно поохотится.

— Да нам бы, сперва, удачно добраться-бы. У него бензонасос барахлит. Как бы на трассе не встать.

— Ну — «топлива» много. Не замерзните.

— Ружья есть — не пропадем… — хохотнув, Селиверстов подхватил звенящий стеклом вещмешок, — Кстати, насчет топлива — канистра внизу, в кандейке заперта. Армяне будут просить вместе с ней отдать — не соглашайся. Уговор был только на бензин.

— Да я что — дурной?

— Я так — на всякий. Ладно — спасибо, что подменил.

— Нема за шо…

Тарасов смахнул все со стола в мусор, огляделся и пошел к воротам, рядом с которыми уже прогревала двигатель «Дежурка». За воротами, на пятачке у спортгородка, топился народ, отбывающий на праздники в город. Переваливаясь как Винни-Пух подошел Ротный. Он был одет по гражданке, от него пахло одеколоном, а на лице блуждала улыбка человека которому этим вечером точно перепадет. В руках он тащил «фунаевскую» видеодвойку, бывшую предметом тихой зависти всего батальона, периодически дергая плечом, чтобы поправить сползавшую авоську набитую кассетами.

— Держи — как договаривались, — Старшина махнул бойцу, но Ротный мотнул головой, — Не. Сам. Вещь дорогая, а эти расколотят как здрасьте. Кассеты собрал, какие нашел. Тут «Кровавый Спорт», две части, «Терминатор», «Горец», «Американский Ниндзя»… Не заскучаешь, в общем.

— Ага… А то три дня в этом скворечнике куковать — крышей поеду. Давай — удачно тебе там время провести.

— Эт легко… Эт мы умеем, — Ротный, передав Тарасову груз, потер руки, — Скоро там дежурка, а то уже невтерпеж?

— По бабам собрался?