Парусник в тумане

Ловля бабочек

Скорпиус

Ему снится мать. Она стоит к нему спиной, расчесывая перед зеркалом блестящие каштановые волосы. Он видит ее — так отчетливо, что стоит протянуть руку — и коснешься, но в зеркале отражения нет. Пустота.

Вздрогнув, он просыпается и снова не может понять, где находится. И только когда Роза поворачивается во сне, Скорпиус проводит рукой по лицу.

Роза.

Черт, он живет здесь уже третью неделю, но никак не может привыкнуть ни к тесной квартирке, ни к этому странному, застывшему выражению в глазах Розы. Она вся живая — в его объятиях, в постели, в парке — но глаза словно живут отдельно и не хотят оживать. Словно стеклянные.

Скорпиус нащупывает тапки босыми ногами и осторожно проходит на кухню. Большие, неуклюжие часы в оранжевой раме показывают двадцать минут восьмого. Еще немножко — и прозвенит их общий будильник. Смешной, купленный Розой в магазине отца. Он не просто звенит, а мяукает, гавкает, мычит и пускает разноцветный дым. Будильник — единственная причудливая и забавная вещь в квартире, и Скорпиуса это удивляет, как удивляют отношения Розы с родителями. Она незаметно, беззлобно посмеивается над работой отца и восхищается достижениями матери. Скорпиус до сих пор не может осознать, что миссис Грейнджер оставила свою фамилию. Может, Роза в мать и ничем не хочет жертвовать? А Хьюго — когда он виделся с сестрой последний раз?

Скорпиус пожимает плечами, словно разговаривает с невидимым собеседником. Да, у него с отцом отношения хуже некуда, но он хотя бы старается понять его, и потом, отец замкнулся только после смерти матери, а до этого у них была самая лучшая семья. Лучше даже, чем у Поттеров, потому что все внимание доставалось ему одному.

Скорпиус достает из холодильника яйца, хлеб и масло. Роза редко готовит: только по утрам; днем они обедают в Министерстве, а вечером ходят в ресторанчик неподалеку. Скорпиусу ресторан не нравится: скатерти с желтыми пятнами, и мало салфеток на столе, но Роза утверждает, что там божественные блюда, и так улыбается, что он сдается.

— Инсендио! — шепчет он, пытаясь зажечь комфорку. — Инсендио!

— Ты устроишь пожар! — по утрам у Розы часто недовольный голос. — Я сейчас приду, достань сковородку!

Скорпиус достает. Она тяжелая, чугунная, с высокими бортиками и слабым запахом пригоревшего масла. Скорпиус подходит к окну и барабанит пальцами по узкому подоконнику. По ту сторону пыльного стекла — май. Обычный лондонский май, с серым небом и изредка появляющимся солнцем, с ветром — то северным, то южным, с внезапным, но ожидаемым ливнем.

Роза заходит на кухню, завернувшись в синий халат, Скорпиус — выходит. Он делает вид, что собирается на работу, но ему тесно. Он предлагал снять квартиру побольше — но Роза отказалась. Наотрез. Так, как раньше отказывалась с ним встречаться.

Скорпиус садится на потертый диван и выдыхает. Все: тесноту, потертость, пятна на скатерти, подтекающий кран — замечает только он. Розе — плевать. Она живет своей работой, переводами рун, гулянием в парке под руку — но на дом ей плевать. Это не плохо. Просто она такая — прагматичная женщина, которая довольствуется малым. Скорпиусу все чаще кажется, что она вполне была счастлива одна. Может быть, из-за этого ее глаза такие застывшие?

— Готово! — кричит она из кухни.

Нет, он все выдумывает. Чепуха. Все хорошо, и он просто капризничает. Вырос в огромном доме с прислугой, вот и ноет. Не у всех такое есть.

Скорпиус отрезает кусок яичницы и жадно заглатывает, хотя яичница у них на завтрак каждый день.

— Масло горчит, — говорит он зачем-то и тут же жалеет.

Роза принюхивается к тарелке, придерживая распущенные волосы рукой, и недоуменно приподнимает брови.

— Тебе просто кажется. Сделать тосты?

— Сделай чай, — говорит он спокойно, но ее щеки отчего-то розовеют.

— А ты не мог бы сделать его сам? — Роза через силу улыбается, но поднимается со стула с покосившейся ножкой. Волосы у нее спутаны и примяты с одной стороны. — Я спать хочу не меньше тебя.

Скорпиус шумно заглатывает большой кусок яичницы, нарушая все любимые манеры, и отводит взгляд. Как ей сказать, что он ничего не умеет? Роза выдыхает, словно прочитав его мысли, и поворачивается к плите.

— Прости, — выговаривает он с трудом, щедро посыпав остатки бледного белка солью. — Я же…

Скорпиус отчаянно трясет головой, пытаясь вырваться из мыслей. Да нет. Вот же она, его красивая Роза. Такая соблазнительная в синем халатике, так дурманяще пахнущая хризантемами. Он быстро встает и привлекает ее к себе. Она не сопротивляется — подается ему навстречу и утыкается лицом в грудь. Ее волосы пахнут шампунем с календулой, сливаясь с запахом тела, и Скорпиус зарывается в них носом.

— Опоздаем, — Роза с силой отстраняется и садится за стол. — Ты собрался?

— Почти.

Роза живет по расписанию, и это сводит Скорпиуса с ума. Поцелуи, секс, разговоры, прогулки — все это делается по каким-то внутренним, очень четким часам, под которые он не может подстроиться. Десять минут на объятия, час на прогулку. Неужели так можно жить?

Скорпиус раздраженно встряхивает рубашку. Нет, с другой стороны, мать всегда говорила: «все люди разные, никто не обязан быть похожим на тебя». Черта с два! Мать и отец были разные, словно камень и река, но как они смотрели друг на друга! Роза на него никогда так не смотрит. Может, в этом все дело?

— Ты не обидишься, если я убегу прямо сейчас? — спрашивает он громко, пытаясь перекричать свистящий чайник, и берет в руки сумку. Нужно успеть зайти к Уизли, отдать отчет о работе отдела за последнюю неделю. Как ему надоели эти бесконечные исписанные пергаменты! Кому какое дело, что там отдел успел за неделю? Разве что Грейнджер.

— Нет, — Роза заглядывает в комнату и посылает ему воздушный поцелуй. — Увидимся на обеде.

Когда Скорпиус закрывает дверь, Роза стоит к нему спиной, опираясь одной рукой о гладкую поверхность стола.

Лили

Лили неохотно поднимается по каменистой лестнице от моря к домику и вытирает со лба пот. Майское солнце еще юное, но уже жаркое, и Лили чувствует себя треской на жаровне Кричера.

Поле, отрезающее дом от моря, еще светло-зеленое, с одуванчиками, превращающимися в белые облака. Лили срывает один, пачкая пальцы в соке, и сдувает. Маленькие семена парашютами разлетаются над травой и исчезают из вида.

Спускаясь с холма вприпрыжку, Лили замечает бабочку ярко-лимонного цвета и немедленно тянется за колдоаппаратом. Бабочка садится на мак, распускает крылья — и тут же вспархивает в небо. Лили бежит за ней, забыв обо всем на свете. Ее волосы развеваются за спиной, и кожаная сумка больно бьет по бедру. Запыхавшись, она замечает на крупной ромашке другую бабочку — белую, с голубыми точками.

— Попалась, — замечает Лили и торжествующе вскидывает колдоаппарат. И тут же чувствует, как ребра через кофту жжет галлеон.

Чертыхаясь, она лезет в карман и быстро читает гневное послание Джеймса «Министерство, срочно!». Вздыхая, Лили тоскливо оглядывает залитое солнцем поле и, вынув палочку, трансгрессирует.

В холле Министерства как всегда многолюдно — и половина посетителей здесь не работает. Привет-ведьма, заикаясь, объясняет каждому, как попасть на нужный им уровень. Лили с трудом протискивается сквозь взмокших людей, показывает палочку и выдыхает, нажав кнопку лифта.

Задумавшись, она шагает внутрь не глядя и оказывается лицом к лицу со Скорпиусом.

— Что с внешним видом? — интересуется он ненавязчиво, приподнимая брови.

Лили складывает руки на груди, смерив его сердитым взглядом. Он-то, разумеется, образец для подражания: выглаженный костюм, идеально накрахмаленный воротник рубашки — это Роза так старается?

— Ловила бабочек, — отвечает она негромко.

— Ловила бабочек? — переспрашивает он непонимающе, но Лили выскакивает из лифта. В конце концов, что он знает о бабочках — торчит себе целый день в четырех стенах, ужинает в закрытом ресторане, гуляет в вылизанном до тошноты парке. Он и моря-то никогда не видел.

— Заходи, только не пугайся, — Джеймс приоткрывает дверь, и Лили проскальзывает внутрь. После жаркого поля в кабинете прохладно, и она поеживается, оглядываясь по сторонам.

— Хотели убить, но остался жив, — брат нервно взъерошивает волосы. — Там, за занавеской. Ты сфотографируй, и срочно отправим в Мунго. Я Тедди жду, чтобы личность выяснить. Кстати, прошлый оказался уборщиком в «Дырявом котле».

— Уборщиком? — Лили вытаскивает колдоаппарат и дрожащей рукой отодвигает занавеску.

Человек за ней сидит сгорбившись, опустив голову на грудь. Все лицо его покрыто черными трилистниками, небольшие круглые глаза отекли. И сам он по телосложению похож на предыдущего пострадавшего. Лили спокойно откидывает мешающие волосы на спину и делает ряд быстрых снимков.

— Чертовщина какая-то, — Джеймс встает рядом с ней, с неприязнью рассматривая пострадавшего. — Вообще-то мы тут закон нарушаем. Его первым делом надо было в Мунго притащить. Я так и предлагал, но Тедди как всегда уперся.

Лили осторожно прикасается пальцем к незнакомцу. Его кожа на ощупь скользкая и горячая, словно кошачий нос. И пахнет чем-то горьким.

— Ты лизни еще, — хмыкает Джеймс и оборачивается, жмурясь от ворвавшегося через дверь потока света.

Тедди, а за ним — Скорпиус с Альбусом, заходят в кабинет. Взмахом палочки Альбус зажигает свет, и пострадавший мучительно вскрикивает.

— Нокс, — реагирует Лили, и кабинет погружается в полумрак. Только одна свеча, на столе Джеймса, горит сиротливым пламенем, бросая красноватые блики на рассерженные лица. Тедди, роясь в карманах, вытаскивает на стол целую пригоршню бумажек. Взгляды их встречаются, и Лили, зардевшись, поспешно отворачивается. Когда-то, лет в десять, она была в него влюблена, а в пятнадцать, выпив стакан огневиски, открыто призналась ему в этом и через силу поцеловала. И сейчас, когда он уже больше полугода свободен, сердце ее рядом с ним иногда сжимается в пульсирующий комок — но она запрещает себе об этом думать. Запрещает? Да не поэтому ли она хочет расстаться с Джастином? Да не поэтому ли она вообще начала с ним встречаться?

— Данные я пока не узнал, — признается Тедди торопливо и трет мочку уха. Его каштановые волосы вдруг становятся синими. — Слишком мало зацепок, у прошлого хоть палочка с собой была.

Лили поворачивается к нему спиной, отчего-то покраснев. Зачем он на нее смотрит? Дураку понятно, что она не может его интересовать. Или?

Скорпиус, не говоря ни слова, проходит за занавеску и пристально разглядывает пострадавшего. Губы у него кривятся, но он молчит, словно что-то обдумывая. Альбус встает рядом с ним и, наклонившись к символам поближе, неприязненно морщится.

— Это же трилистник, — выдает он, наконец, и выпрямляется. — Почему он весь в трилистниках?

— Почему он не в Мунго, ты хочешь спросить? — Скорпиус сует руки в карманы, мрачно глядя на Тедди и Джеймса. — Вы правила читали? Ему же плохо. Он не должен быть здесь. Он пострадавший, а не подопытный или допрашиваемый.