Парусник в тумане

Джеймс нервно переступает с ноги на ногу, косясь на Тедди.

— Как мы отвезем его в Мунго? Там начнется паника, огласка, прибегут репортеры…

— Хочешь, чтобы он здесь сдох? — невозмутимо интересуется Скорпиус, поправляя воротник рубашки. — Я еще работать надеюсь, а не увольняться. Этажом выше сидит твой отец и Грейнджер. Попасться им на глаза проще, чем ты думаешь.

Джеймс зло кривится.

— Вечно думаешь только о своей заднице, Малфой, совсем как твой папаша, — начинает он запальчиво, но Альбус поспешно встает между ними. — Ладно. Тедди, ты можешь организовать сопровождение? Или, например, прийти в это чертово Мунго с черного входа?

Тедди пожимает широкими плечами, но тут же уходит. Лили уверена, что у него есть запасной план, и она понимает, почему Джеймс не хочет вмешивать отца. Ему хочется заняться всем самому — это первое крупное дело в его жизни, и стоит только рассказать о нем, как его отодвинут назад, за спины.

Оставив мужчин в кабинете, Лили осторожно выходит в длинный коридор с высокими потолками и идет к кафетерию. Прошлый символ все еще не разгадан, а сейчас к нему прибавляется трилистник. Почему трилистник?

— Кофе и эклер, — Лили протягивает пять сиклей продавщице.

Все столики заняты, и она бредет в самый конец зала, к стене, грубо покрашенной в грязно — бежевый. Душно и жарко, и Лили жалеет, что взяла горячий кофе — нужно было просто купить мороженое.

— Не против? — Скорпиус кладет руку на спинку соседнего стула.

Лили смотрит на него снизу вверх, в холодные серые глаза и кивает. Скорпиус садится к ней боком и кладет ногу на ногу. Даже сейчас, когда он чем-то обеспокоен, его светлые волосы идеально расчесаны, словно он только что прихорашивался.

Лили разглядывает его лицо, размешивая сахар маленькой ложечкой. Может, так остынет быстрее?

— Роза зевала, — говорит она зачем-то, и ее щеки заливает багрянец. — Роза зевала, когда говорила, что твоя мать умерла. Там, на платформе, в тумане.

На мгновение в его серых глазах мелькает не то паника, не то отчаяние, но он спокойно замечает:

— Ей было тринадцать.

— Я просто вспомнила, случайно, — Лили торопливо пожимает плечами и еще быстрее мешает кофе. — То утро в меня словно въелось.

Парочка за столиком у окна уходит, и Скорпиус, молчаливо поднявшись, пересаживается. Лили снова пожимает плечами и вытаскивает из сумки колдографии с бабочками. Черт, ну зачем она это ляпнула? Кому от этого лучше?

Кофе неприятно горчит, несмотря на две ложки сахара, и обжигает язык. Лили раздраженно отодвигает его в сторону и принимается за эклер, кусая его с такой силой, словно он — антилопа, а она — аллигатор.

— Все нормально, — Джеймс садится напротив нее и бешено барабанит пальцами по черной папке, которая лежит у него на коленях. — Сходишь на следующей неделе в Мунго, посмотришь, что с ним?

Лили кивает и, неудачно вздохнув, громко кашляет. Сладкий, приторный эклер камнем застревает в горле, и ей приходится снова обжечься кофе, чтобы сглотнуть.

— Вечером посмотрим, что значит этот трилистник, — говорит она шепотом и смотрит, как за столик к Скорпиусу садится Роза. — А то ничего в голову, кроме гармонии и единства, не приходит.

— И ирландцев, — Джеймс тихо смеется и одним движением заглатывает остаток ее эклера. — До вечера, сестренка.

Лили уже не слушает. Она придвигает к себе чашку и наблюдает за тем, как Роза приглаживает свои пушистые волосы и кладет руку поверх руки Скорпиуса.

Скорпиус

Солнце наконец-то прячется за тучи, и Скорпиус ослабляет галстук. В Гайд-парке, под тенью старинных дубов с потрескавшейся корой, ему становится легче, и тошнота, что преследовала его весь день, отступает.

— Хочешь? — Роза кусает мороженое за зеленый бок и протягивает ему. — Очень вкусно.

На ней черное платье с молнией на спине и белые босоножки, а на плече безвольно висит белая сумка. И она все равно кажется приземленной, словно прибитой к земле.

— Нет, — Скорпиус садится на попавшуюся по пути скамейку с закругленной спинкой.

Роза встает рядом и кладет руку на его голову. Раньше от ее случайных, таких редких прикосновений он вздрагивал — а сейчас перестал. Привык?

— Как на работе? Мне показалось, что у вас там какая-то беготня, — произносит она и кусает мороженое. — Опять Джеймс ерундой занимается?

Скорпиус отрицательно качает головой, и ее рука, соскользнув, безвольно падает вниз.

— Мы отправили пострадавшего в Мунго. На следующей неделе нужно будет проверить, как он там, а то эти грубияны-мракоборцы допросами могут всю душу выбить. Роза…

— Что? — она оглядывает мороженое жадным взглядом.

— Ты правда тогда зевала? — он подцепляет носком ботинка камушек. — Когда сказала, что моя мать умерла?

Роза настороженно хмурится, продолжая разглядывать фисташковое мороженое.

— Я не помню. С чего ты взял?

— Да так, — Скорпиус натянуто улыбается и, поднявшись на ноги, обнимает Розу за плечи. — Пойдем. Это мне приснилось, наверное. Слушай, мне вечером нужно к тете заглянуть. Хочешь со мной?

Роза запихивает последний кусочек вафли в рот и смахивает крошки со щеки. У нее приятная, гладкая кожа, к которой хочется прикасаться, которая манит целовать.

— Я тогда лучше позанимаюсь, ладно? У нас аттестационный экзамен по рунам послезавтра.

— Первый раз слышу, — отзывается Скорпиус, но ему почему-то не хочется ее уговаривать. Вместо этого он наклоняется к ней и целует в сладкие пухлые губы. Роза отвечает — но не сразу, а спустя мгновение — то страшное мгновение, за которое Скорпиус успевает испугаться, что она его оттолкнет. — А ты любишь ловить бабочек?

Она смеется — но глаза не смеются.

— У меня есть дела куда важнее, — отвечает она на полном серьезе и берет его под руку. — Хочу взглянуть на тот фонтан на дальней аллее. Пойдешь со мной?

Скорпиус бросает взгляд на часы. Половина восьмого — а он обещал тете быть дома в семь. Черт, опять он опаздывает.

— До вечера, — он еще раз целует ее в губы и успевает вдохнуть запах хризантем. — Я тебя люблю.

— И я тебя, — вторит она тихо и, не оглядываясь, идет вперед по дорожке, посыпанной красным гравием, а сумочка белым пятном болтается у нее за спиной.

Дом Дафны, небольшой, но аккуратный, из красного кирпича, с серой крышей, стоит на холме. Вокруг него кольцом смыкается цветущая сирень и несколько кустов жасмина. Вдоль земляной тропинки, бегущей к крыльцу, растут разноцветные гиацинты и желтые тюльпаны.

Тетя сидит на веранде и читает книгу в голубом переплете.

— Привет, — говорит он, стараясь казаться жизнерадостнее, и опирается спиной о перила.

Она быстро поднимает на него глаза — такие же синие, как у его матери — и ласково улыбается. Скорпиус поспешно отворачивается, вцепляясь в перила рукой. Каждый раз, когда он видит эти глаза после долгого перерыва, ему кажется, будто кто-то ударил его в солнечное сплетение.

Только поэтому он приходит сюда. Только поэтому он не приходит сюда месяцами. Глаза — единственное, чем тетя похожа на мать, но и это кажется невыносимым. Он старается перевести взгляд на ее темные волосы и не может.

— Слышала, ты с Уизли встречаешься? Добился своего? — Дафна не улыбается, смотря на него задумчиво. — Что сказал отец?

Скорпиус приподнимает плечи вверх.

— Ничего. Сделал вид, что ему это неинтересно. А последние две недели мы вообще не виделись.

Дафна поднимается с кресла, обитого белым шелком, и мягко треплет его по щеке.

— Милый мальчик, — говорит он вполголоса, и ее глаза блестят. — Как же тебе не хватает матери.

Скорпиус снова отворачивается, пытаясь спрятаться. Ему не хватает не только матери, ему не хватает любви. Любви, которую он так жадно и так безнадежно выпрашивает у Розы.

— Знаешь что, пойдем, — Дафна кладет книгу на столик и жестом приглашает Скорпиуса идти за собой, в дом. — Я недавно шикарное вино купила, тебе понравится.

Скорпиус покорно идет за ней, скинув пиджак на столик поверх книги. Ему не хочется думать ни о символах, ни о Мунго, ни о Розе. Хочется просто лечь спать — и выспаться. Без кошмаров.

В узком коридоре, где пахнет сырым кирпичом и жасмином, Скорпиус натыкается на колдографию матери. Он всегда забывает, что она висит здесь — и каждый раз стоит долго, разглядывая ее улыбающееся лицо.

Ему не хватает тепла. Тринадцать лет он был любим, его окружали нежностью и заботой, улыбками и разговорами обо всем на свете. Но стоило траурному венку из белых лилий упасть на гроб, как отец замолчал и словно отрезал себя от мира, а солнце — погасло. Но Скорпиус еще помнил его жар и пытался вернуть — всеми способами. Он хотел жить — не существовать.

На этой колдографии — цветной — она особенно красива. В легком голубом платье, в шляпке с широкими полями, изящная и словно совсем легкая, словно бабочка. Совсем не похожая на приземистую, широкоплечую Розу с ее прагматизмом в глазах. Скорпиус встряхивает головой. Да нет, ерунда. Девушка не должна быть похожа на мать. Никто не обязан быть тем, каким ему хочется видеть.

Скорпиус тяжело проходит в гостиную и, не глядя на тетю, берет в руки бокал с узким горлышком. Он полон темного терпкого вина — и Скорпиус выпивает до дна. Комната плывет перед глазами — на секунду — а потом снова обретает четкие очертания. Скорпиус вспоминает, что Роза собиралась готовиться к аттестации и, сев в низкое кресло, пододвигает к себе графин.

— Я немножко задержусь? — спрашивает он и тут же наливает себе полный бокал.

Дафна качает головой, но ничего не отвечает. В глазах у нее блестят слезы.

Лили

Раскрытый справочник по магическим символам падает на лицо и больно ударяет по носу и зубам. Лили чертыхается, но остается лежать со справочником на лице. Тот символ — круг с чертой посередине — не находится ни в одной книге, зато про трилистник она прочла несколько страниц.

Лили на ощупь берет справочник и переворачивается на живот. Заходящее солнце красноватыми лучами рыщет по спальне, касается лица и рук — и исчезает.

— Нашла что-нибудь? — Джеймс заходит в комнату с пирожком в руке.

— Ты разве не должен сейчас гулять с Марисой? — Лили ехидно улыбается, и брат тут же кашляет. — Прости, я забыла, что она тебя бросила.

— Плевать, — Джеймс садится рядом с ней и заглядывает в справочник. — Что пишут?

— Смотри, — Лили водит длинным тонким пальцем по гладкой бумаге. Вспоминает взгляд Тедди и яростно трясет головой. — «Трилистник — символ нескольких триад: единства, гармонии и совершенства, земли, неба и загробной жизни, прошлого, настоящего и будущего.

Джеймс задумчиво раскачивается, шепотом повторяя слова.

— Этот справочник Трелони писала? — наконец, интересуется он, усмехаясь. — Если честно, не нравится мне это. Слишком много единств, слишком мало смысла. Я, конечно, написал отчет по делу, но я не понимаю, что делать дальше. Пока мы не разберемся с символами и с тем, как они связаны между собой, мы остаемся в тупике. Черт, зря я не попросил тебя сразу разобраться с предыдущим кругом. Может быть, у нас уже была бы зацепка.