Немного солнца в холодной воде

Испытания

Октябрь, 2004

Джинни

Свет больничной палаты больно ударяет в глаза, и Джинни морщится, приподнимаясь. Северус сидит рядом на стуле и сосредоточенно читает какой-то документ с вензелем Министерства. Неприятно пахнет лекарствами, и правое плечо сильно ноет.

— Давно я здесь? Который час?

Северус неохотно отрывается от документа и опускает взгляд на наручные часы.

— Шесть вечера.

— Почти три часа, — Джинни осторожно ложится обратно. — Чертов бладжер. Тебя вытащили с работы?

Северус кивает, глядя на нее обеспокоенно и одновременно раздраженно. Джинни сразу понимает, что он не в духе — по слегка поджатым губам. Последнее время он часто сердится, и Джинни пытается разгадать причину, потому что на прямой вопрос ей просто не отвечают или бросают короткое «все в порядке».

— Второй раз за осень, — произносит Северус холодно и тяжело выдыхает. — Тебе не кажется, что пора уходить из квиддича? Ты играешь уже четыре года — все еще не наигралась?

Джинни бледнеет от возмущения.

— Считаешь, что квиддич — это ерунда? Так, ничего не стоящее занятие, не то что твоя работа, правда?

— Моя работа помогает сохранить людям жизнь, а твоя — это развлечение, Джинни, причем довольно опасное, — резонно замечает Северус и складывает документ обратно в большую папку. — Вот как ты себя сейчас чувствуешь?

Джинни отворачивается, чтобы не видеть этой самоуверенности в его темных глазах. С тех пор, как Северус начал работать в Министерстве и полностью погрузился во всю эту среду сплетен, интриг и выслуживания, он все больше и больше ведет себя так, словно ее мнения не существует, словно ей снова шестнадцать.

— Отвратительно, но не из-за матча, а из-за тебя.

Северус пожимает плечами и пытается прикоснуться к ее руке, но Джинни быстро прячет ее под одеяло.

— Мне нужно ненадолго вернуться на работу, — он поднимается и смотрит на нее сверху вниз. — Я заберу тебя через пару часов, хорошо? Может быть, ты что-нибудь хочешь? Например, мороженое или пирог?

Джинни яростно мотает головой, и он уходит, прикрыв за собой дверь. Джинни вытирает выступившие слезы и мнет краешек одеяла. Четыре года, как они вместе. Внешне все выглядит замечательно: каждый из них занимается любимым делом, и в постели все так же хорошо, как и раньше, разве что близость перестала быть такой частой. Но ведь так у всех? И еще это странное, замкнутое выражение лица Северуса при виде детей и семей с детьми. Отчего оно такое?

— Добрый вечер, — молодой врач заглядывает в палату. — Ваш муж передал, что вы проснулись. Как плечо, болит?

Джинни поводит правой рукой. Да, боль все еще живет в ней, но уже не с такой силой, как на матче, когда бладжер взялся из ниоткуда и ударил ее на полном ходу.

— Это действительно ваш муж? — врач садится на край кровати и считает ее пульс. — Выглядит совсем взросло.

Джинни слегка краснеет под его настойчивым взглядом, хотя из-за популярности «Гарпий» за ней ухаживают многие. И они все твердят одно и то же: «Ты слишком молода для него». Возможно, дело действительно в возрасте. Если бы она встретилась с Северусом в его двадцать? Было бы все иначе? Кто знает.

— Если хотите, можете идти домой, — врач улыбается ей одобряюще. — Только выпейте на ночь отвар полыни с земляникой, чтобы остаточная боль не беспокоила. Кроме того, советую воздержаться от тренировок до конца недели.

Выйдя из больницы, Джинни долго идет до Кенсингтонского сада через вечерний Лондон, не обращая внимания на ноющее плечо. В саду, уже тронутом осенью, так же стоит статуя Питера Пэна, и у его ног лежат рыжие кленовые листья. Джинни смотрит на его беззаботное детское лицо, потом трансгрессирует — в коттедж «Ракушка».

Флер, беременная вторым ребенком, который, по мнению мамы, должен оказаться мальчиком, возится на кухне. После свадьбы и рождения Виктуар она не работает, только иногда вышивает на заказ чудесные платки, которые можно заказать в Косом переулке.

— Садись, — Флер придвигает ей тарелку с ужином. — Пока Билл нянчится с малышкой, можно поболтать. Мне кажется, или Северус перестал приходить с тобой к нам после того, как заметил мой живот?

— Я как-то не связывала эти события, — Джинни задумчиво разглядывает спагетти. — Я все пытаюсь найти причину постоянной замкнутости, которая появляется в его глазах последние полгода.

Флер устало садится напротив нее и берет в руки чашку ромашкового чая.

— Слышала, что у Гарри родился сын? Билла пригласили на крестины.

Джинни улыбается. Она недавно видела Гарри с женой около Министерства и сочла их вполне симпатичной и гармоничной парой. Правда, оба — мракоборцы, но так, наверное, даже лучше.

— Как назвали?

— Джеймс Сириус, — Флер кладет руку на живот и охает. — Толкается.

Джинни накручивает спагетти на вилку, думая, что имя для сына Гарри выбрал совершенно предсказуемое. Она так и знала, что будет Джеймс, но вот Римус или Сириус? Значит, Сириус перевесил. Ее на крестины тоже приглашали — но Джинни написала в ответ короткую записку, что не сможет присутствовать. Ничего нет хуже, чем идти к бывшим возлюбленным, когда жена прекрасно знает о ваших прошлых отношениях.

— Ты не думаешь о ребенке? — Флер на мгновение выглядывает в гостиную и возвращается за стол. — В двадцать три уже вполне пора.

— Иногда думаю, — Джинни поднимается и опускает тарелку в раковину. — Но я не могу думать о нем в одиночку.

Вернувшись домой, она застает Северуса в гостиной. Он не читает и не играет в шахматы, как обычно, просто сидит, зло сжав губы, и смотрит на нее исподлобья.

— И как это понимать? — произносит он ледяным тоном. — Я прихожу в Мунго, а тебя там нет. Ушла, говорят. А куда ушла — черт знает.

Джинни снимает ботинки и взмахом палочки ставит их на коврик.

— Я навещала Питера Пэна.

— Звучит, как будто тебе десять, — язвительно замечает Северус, не вставая ей навстречу. — А о том, что я буду волноваться, ты не подумала?

Джинни неторопливо подходит к дивану сзади и опирается о высокую спинку.

— Я подумала, что мне неприятны твои слова о квиддиче. Это — спорт, и я в него играю. Не так уж он и прост, как тебе кажется. У меня даже есть рейтинг в мировой таблице, если тебе интересно. Что-то вроде повода для гордости и хвастовства — или вы на работе не обсуждаете своих жен?

Северус скептически улыбается, и Джинни сразу краснеет от негодования. Она все — все! — делает для того, чтобы они были счастливы, но ей кажется, что счастье постепенно утекает из рук, как вода. Потому что Северус не хочет даже на капельку измениться или уступить. Ей кажется, словно она выпросила у него любовь и брак, и он уступил, чтобы только она была рядом. Но кроме этого, он больше ничего делать не собирается.

— На работе работают, — замечает Северус деловым тоном. — И я не считаю квиддич легким. Просто это развлечение, а не серьезное занятие. Твоя голова не думает, пока ты этим занимаешься. Вот спортивные статьи — другое дело. Почему ты их забросила?

— Потому что я отвратительно их пишу, — Джинни поворачивается к нему спиной и идет к лестнице, ведущей в спальню. — Спасибо за поддержку. Я-то всегда думала, что тебе нравится спортивная жена. А на деле оказывается, что все эти слова «у тебя такое гибкое тело» — просто очередная пустышка, какую мужчины любят нести в постели.

Смахивая на ходу слезы, Джинни заходит в спальню и, укутавшись в одеяло, пытается уснуть, но сон не идет. Северус приходит совсем поздно — и даже не пытается поговорить. Может быть, дело в подарках и цветах, что ей приносят после матча? Своего рода ревность. Но ведь о ревности можно сказать — или дарить цветы самому. Джинни даже усмехается в подушку. Самому! Это не про Северуса. Он лелеет свой ужасный характер, который все должны принимать, и ничего не хочет менять.

Северус

Заметив заголовок «У сына Гарри Поттера зеленые глаза», Северус рвет «Пророк» на несколько частей и кидает в мусорную корзину. Дьявол! И у Поттера теперь есть ребенок. Значит, старый дом снова жив, и эльф, наверное, на седьмом небе от счастья.

Насчет квиддича он, конечно, погорячился, и стоит сказать об этом Джинни. И извиниться — то есть, сделать то, что он умеет хуже всего. Она, конечно, права: он слишком увлекся работой в этом году, но от работы никуда не деться, и от ее количества — тем более. Кроме того, она ему нравится, и он успешен в ней, чего ему не хватало шестнадцать лет подряд в Хогвартсе. Чем это плохо? Что он делает не так?

Еще и Флер снова беременна, как это отразится на Джинни? Наверняка тоже заведет разговор о детях, хотя до этого они договаривались, что несколько лет подождут. Он все еще не готов к ребенку, и потом…

— Думаешь, это не яд? — Смит, продолжающий работать с ним пятый год, вытаскивает его из мыслей на послеобеденной встрече. — Что это тогда?

— Полынная настойка на бузине, — Северус постукивает по склянке, взбивая осадок. — Видишь этот зелено-красноватый оттенок? Тут еще и болиголов. Рецепт старинный, так что предположу, что тут не преступление, а обычный алкоголизм. Понюхай.

Смит наклоняется к склянке и с отвращением морщится.

— Добавили огневиски?

— Видимо, для вкуса, — усмехается Северус и аккуратно ставит склянку в высокий стеклянный шкаф. — Будешь перепроверять?

Смит озадаченно потирает мощную шею.

— Поручу это Поттеру, он второй день слоняется без дела. Спасибо за быструю помощь. Возможно, к тебе еще заглянет Грин, у него было какое-то срочное задание. Как твоя разработка сонного отвара?

— В процессе, — Северус помешивает желтое зелье в большом чугунном котле. — Рассчитываю опробовать на лягушках в начале следующей недели, и про отчет помню.

Мальчик-посыльный, занимающийся передачей информации о встречах и собраниях, стучится в его кабинет спустя полчаса.

— К вам миссис Снейп, сэр. Ждет в холле, сэр. Подойдете?

— Разумеется, — сердце делает резкий удар. — Поднимусь минут через пятнадцать.

Джинни сидит на скамейке у фонтана, в темно-красном кашемировом пальто и выглядывающей из-под него юбке, и ее тонкие ноги обуты в высокие коричневые сапоги. Она поворачивается к нему, едва увидев, и улыбается — но улыбка выходит грустной, и Северусу вдруг становится стыдно за свою резкость и холодность. Ему хочется прижать Джинни к себе и поцеловать — но вокруг люди, и чувства снова непозволительны.

— Извини за слова о квиддиче, — произносит он, опережая ее. — Я действительно не считаю его ерундой. Просто переживаю, когда ты получаешь травмы.

— Я тоже переживаю, когда вы устраиваете рабочие эксперименты с ядами, — сдержанно отзывается Джинни.

Северус смотрит на нее внимательно: она выглядит серьезной и расстроенной, и вместе с тем — повзрослевшей, а не той упрямой девочкой, какой была в Хогвартсе.

— Это часть работы, — поясняет он терпеливо. — Я не могу отказаться от экспериментов.

— Травмы — часть квиддича, — парирует Джинни. — Как и любого спорта. Но если ты хочешь, я его брошу. Может быть, это исправит ситуацию?

Северус провожает взглядом идущих мимо мракоборцев.