Немного солнца в холодной воде

Северус недоверчиво кривит губы.

— С чего такая щедрость? Они же скупы.

— Считают, что у вас есть нечто общее.

— Очень смешно.

— Наоборот, — Билл подцепляет вилкой капусту. — Они давно не предлагали таких выгодных условий. Подумай, ладно? И ты откуда такой измученный?

Северус смотрит на него зло.

— Из зоопарка.

Билл смеется, прикрывая ладонью рот, добрых пять минут, и Северус только сжимает губы, дожидаясь, когда тот успокоится.

— У вас там с Джинни все в порядке? — спрашивает Билл ненавязчиво.

— Да, и будет еще лучше, — отзывается Северус. — Я понимаю, что вы все не в восторге от ее выбора.

Билл смотрит на него совершенно серьезно.

— Неправда. Лично я рад, что она с тобой. Ты можешь ее защитить, и голова у тебя на месте. Подумай насчет Гринготтса, ладно?

Северус долго ищет Джинни с Дереком в зоопарке, раздумывая над словами Билла. Значит, ему доверяют. Неизвестно, что на самом деле думает Молли, но даже поддержка Билла — это уже много. Он и на такое не рассчитывал, когда стучался в дверь Норы.

Джинни с Дереком стоят у вольера с жирафами и едят сладкую вату. Северус, вопреки всей своей ненависти выражать чувства публично, делает к Джинни шаг и быстро целует ее в приторно-сладкие губы. Слабо, очень слабо, но она отвечает на поцелуй.

— Жирафы смотрят, — говорит она укоризненно, но в глазах скачут искорки.

— К черту жирафов. Вы насмотрелись? Тогда идемте домой. Меня уже тошнит от всех этих морд, — Северус раздраженно вздыхает. — Серьезно, мы тут уже четыре часа. Дерек, давай руку.

По дороге он пытается оценить день, в который сделал по меньшей мере две неприятные ранее вещи: предложил сходить с ребенком в место, полное детей, и поцеловал Джинни на публике. И одна, и другая вышли вполне неплохо. Пару раз в год можно и повторить.

По возвращению домой его ждет сова с привязанным к лапке письмом.

— Из Министерства, — Северус разворачивает пергамент в гостиной. — Дерек, через пять дней ты отправляешься к бабушке, поздравляю. С ней все в порядке, она ждет тебя.

Джинни почему-то резко отворачивается и тут же поворачивается обратно с вымученной улыбкой на лице.

— Еще пять дней, — произносит она нарочито жизнерадостно. — Сходим завтра в магазин Всевозможных вредилок?

Дерек энергично кивает и радостно подпрыгивает.

— Без меня, — Северус засовывает руку в карман брюк и достает галеон. — Возьми, купи себе все, что захочешь. Только не увлекайся блевательными батончиками.

После обеда он уходит в кабинет и долго вертит в руках начало отчета на понедельник. Предложение гоблинов, конечно, отличное. Но там он будет лишен возможности разрабатывать новые зелья, а это огромный минус. Нужно обсудить этот вопрос с начальником отдела — глядишь, и к зарплате прибавят, если не захотят его терять.

Северус прислушивается к звукам гостиной: Джинни с Дереком о чем-то приглушенно говорят: то ли играют в слова, то ли просто делятся впечатлениями. Если бы это был его собственный сын? Необязательно быть с ним круглые сутки. Побыли вместе, поговорили и поиграли, или чем там еще можно заняться с детьми, — и вот она, благословенная тишина кабинета. А по утрам, наоборот, приятно, когда на кухне вертится ребенок. Это придает уют. Северус морщится собственным мыслям и уже берет в руки перо, когда в гостиной раздается звук разбивающегося стекла, вскрик Дерека и голос Джинни, выкрикивающий Щитовые чары.

Северус распахивает дверь кабинета и, метнувшись вперед, отражает заклинание, летящее в Дерека. По правую сторону от него Джинни сражается с невысоким человеком в маске.

— Протего, — произносит она яростно, и человек, ударившись о стену, падает на пол. — Инкарцеро!

Северус усмехается. Его уроки не прошли впустую. Со вторым преступником он расправляется быстро и оглядывается на Дерека. Джинни, запыхавшись, повторяет его движение, но на пороге вдруг возникают две фигуры в мантиях с эмблемой мракоборцев.

— Отлично сработано, — Смит довольно потирает руки, сняв капюшон. — Вот мы их и взяли. Долго же они ребенка выслеживали.

Северус краем глаза видит, как Джинни быстро заслоняет собой Дерека.

— Только не говори мне, что вы использовали мальчика как приманку,— произносит он с холодной яростью. — Это мой дом, черт подери. Здесь моя жена. Вы вообще соображаете?

Смит пожимает плечами и вместе с напарником подходит к преступникам и презрительно касается одного из них палочкой.

— Я знал, что ты легко с ними справишься. Теперь мальчик точно может ехать к родным, иначе эти твари увязались бы за ним. Прости, что немного намусорили, и спасибо за содействие Министерству. Вам пришлют компенсацию.

Северус продолжает смотреть на него яростно.

— Забирайте их и убирайтесь к черту, — шипит он сквозь зубы. — И завтра я напишу жалобу на ваш идиотский отдел.

Джинни укладывает перепуганного Дерека спать и спускается на кухню. Ее руку прорезывает глубокая царапина.

— Задело, — поясняет она кратко в ответ на его встревоженный взгляд. — Ерунда, быстро пройдет.

Северус качает головой и достает из шкафчика не только бадьян, но и настойку облепихи.

— Черные торговцы опасны последствиями. В твоей царапинке легко может быть яд, который они умело распыляют за секунду до нападения. Им нужно добраться до товара любым способом, а в боевой магии они редко сильны, зато изобретательны.

Он проводит смоченной в настойках ватой по царапине, и Джинни закусывает губу от боли. Царапина покрывается пеной и тут же затягивается, оставляя после себя бледно-розовую полосу.

— Последние десять дней были замечательными, — произносит она тихо. — Я знаю, что тебе нелегко все это...

Северус берет ее за руку и целует ладонь.

— Легко, когда я думаю, что радую тебя. И некоторые вещи мне вполне нравятся. Нет ничего сложного, чтобы купить цветы или пригласить на ужин. Твои слова о том, что я тебя не люблю, хорошенько меня встряхнули. Потому что я буду показывать тебе, что это не так. Я люблю тебя, Джинни. И с парой минотавров я уже расправился. Просто... помоги мне.

Джинни наклоняется совсем близко и обнимает его за шею. От нее снова пахнет пионами.

— Почему ты раньше не попросил помощи? Ведь я всегда рядом, я всегда готова поговорить.

— Страх. Он делает тебя зависимым от него. И почему-то оказывается, что самое страшное — открыться близкому человеку. Ведь если он не поймет — куда идти? А в сорок пять уже никуда не хочется уходить, — Северус отводит взгляд от ее лица. — Прости, что солгал. Для меня семья и дети — безумно тяжелый вопрос. Я действительно не могу справиться с ним сам.

Джинни проводит пальцами по его щеке.

— Значит, мы пока не будем об этом говорить, хорошо? Я не хочу тебя заставлять. Но если ты захочешь поделиться чем угодно, я выслушаю.

— Начнем прямо сейчас, — произносит Северус с усилием. Про работу ему говорить тоже не очень хочется, это все-таки его собственное мужское дело. — Гоблины предложили мне место, условия лучше, чем сейчас, но задачи скучнее. Что думаешь?

И Джинни произносит ровно то, что он и хочет услышать:

— Думаю, что тебе нужно решить самому, где комфортнее. Я только надеюсь, что ты будешь возвращаться пораньше, чем в десять вечера.

Северус тихо выдыхает.

Вот и все. Она не будет запихивать в него свое мнение и решать за него. Но в то же время ей приятно, что с ней делятся. Именно это и нужно. Но черт возьми, как же сложно заставить себя открыть рот и найти слова!

Северус прижимает ее к себе и, взглянув вопросительно, жадно целует. Руки скользят по ее спине, опускаются на талию и замирают. Рано, еще рано.

Джинни слабо улыбается и, выскользнув из его рук, возвращается к сложенной стопкой посуде.

Они провожают Дерека вместе, посадив его на автобус на вокзале Виктория. Дерек обнимает каждого по очереди несколько раз и плачет, и Джинни тоже плачет, постоянно смахивая слезы.

— Береги Арнольда, — говорит она и на прощание поглаживает пушистика через дверцу клетки. — Не бойся, для магглов он выглядит словно маленький кролик.

Дерек последний раз оглядывается на них и взбирается в салон.

Когда автобус скрывается за поворотом, Джинни прижимается мокрой щекой к плечу Северуса, и тот мягко обнимает ее в ответ, ничего не говоря.

Странная штука судьба. А жизнь — непредсказуема, и нельзя говорить "никогда", потому что завтра тебе подкинут то, что ты не любишь больше всего, и окажется, что на самом деле ты этого хотел. И научишься с этим обращаться. И захочешь того, чего раньше никогда не хотел. Никто не знает, что там, за поворотом. Главное, чтобы там был свет, а дорога вела из Лабиринта, а не обратно.

Джинни

Декабрь, 2004

Джинни снимает письмо с лапки, гладит сову по голове и протягивает ей кусочек печенья.

— Я потом напишу ответ, — говорит она ласково, и сова тут же улетает, довольно ухая. — Нас зовут отмечать Рождество в Норе.

— А мы не пойдем, — сдержанно отзывается Северус, глядя на нее поверх "Пророка". — У нас своя семья.

Джинни сердито откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Какой он упрямый! Разве плохо встречать Рождество всем вместе? И, возможно, получится примириться с Роном. Она уже собирается сказать это все, но мысленно одергивает себя и заставляет вдохнуть и выдохнуть. Она называет это "подавить в себе Молли".

Ведь если бы у него была семья — захотелось бы ей встречать праздник с ними? Наверное, нет.

— Ты прав, — Джинни спокойно принимается за овсянку. — Зайдем к ним уже после Рождества.

Северус даже складывает "Пророк". В его темных глазах мелькает удивление и одновременно — облегчение.

— Правда? Слава Мерлину.

— Только давай нарядим пугало? И купим ель. Если хочешь, конечно, — предлагает Джинни ненавязчиво, наблюдая за его реакцией. — Я купила красивую гирлянду еще в ноябре, но совсем о ней забыла.

Северус довольно кивает и возвращается к газете. Джинни тихонечко выдыхает: если не рубить сплеча, как она часто делала из-за вспыльчивости, можно договориться о большем. Жизнь потихонечку налаживается после того ужасного вечера: Северус отказался от предложений Гринготтса и остался только в Министерстве, так что у них снова есть целые вечера и выходные. И они снова разговаривают и уже планируют небольшое путешествие во Францию. Остается решить только один вопрос. Но он такой сложный, что Джинни постоянно отодвигает его обсуждение на потом. Им и так вполне хорошо. Вот только она так и не может решиться на близость, как будто ее что-то сдерживает. Но Северус, кажется, все понимает.

— Как прошло слушание? — вспоминает Джинни, отряхивая пугало от снега. Оно стоит совсем грустное в зимнем саду, посреди голых яблонь.

— Смита отстранили от дел на два месяца, — отзывается Северус. — И я вполне доволен этим решением. В конце концов, я сотрудник Министерства и имею право знать заранее о подобных перехватах. Они там совсем обезумели. А если бы меня не было дома?

Джинни задумчиво сдувает прядь волос с лица. Интересно, он стал бы так упрямо добиваться слушания, если бы жил один? И ее охватывает уютное ощущение безопасности.