Генерал-предатель

I

На шестьсот четвертый День Боли, двести двадцать первый день 774-го Имперского Года, Жером Ландерсон покинул свое рабочее место по звуку карникса. Горн сигнализировал переход от дневной смены к ночной.

Он был изнурен, голоден и насквозь промок от пота. Его руки и спина болели от махания молотом, а кисти рук так окоченели от постоянных ударов, что он больше не чувствовал пальцев. Но он не поплелся устало к столовым или душевым с другими из дневной смены из Айконоклава, так же, как и не начал долгую прогулку назад к разрешенному местожительству вдоль речной стены Инейрон Таун.

Вместо этого, он пошел на запад, через разрушенные арки старой городской коммерции.

Там когда-то процветал рынок – дешевые продукты питания, зерно, домашний скот, инструменты – и лицензированные торговые дома когда-то ставили свои вычурные шелковые палатки и демонстрировали безделушки в ассортименте.

Ландерсон всегда любил коммерцию за ее аромат чего-то далекого. Однажды он купил маленький металлический диск с гравировкой темплума Экклезиархии на Энотисе только потому, что тот проделал такой долгий путь. Теперь далекое казалось еще более далеким и недостижимым, несмотря на то, что сегодня ночью это было его делом.

Коммерция в эти дни лежала в руинах. Все, что осталось от широкой арочной крыши, было гнилым и почерневшим от дыма, и ряды металлических прилавков, за которыми торговцы продавали дешевые продукты, были изогнуты и покрыты ржавчиной. На усыпанной щебнем земле, несколько вороватых торговцев, притаившихся за бочками с огнем, торговали предметами роскоши, такими как мозговые косточки и изогнутые столовые приборы за продовольственные монеты и разрешительные пластинки. Каждый раз, как только был намек на патруль экскувиторов, проходящий неподалеку, мусорщики растворялись в тенях.

Ландерсон шел, пытаясь втереть немного жизни обратно в свои закопченные руки. Он покинул коммерцию через широкий пролет из белых мраморных ступеней, ступеней, все еще изрешеченных черными воронками от лазерного огня, и начал спускаться по Авеню Голеней. Конечно же, это не было настоящим названием, но иго угнетения породило черный юмор в угнетенных. Это было Авеню Аквилы. Длинное и широкое, с рядами оуслитовых постаментов по обе стороны. Статуя Имперского героя когда-то стояла на каждом. Захватчики уничтожили их все. Теперь только раздробленные каменные голени росли из гордых ступней на этих постаментах. Отсюда и название.

Таликсовые деревия, высокие и стройные, росли вдоль авеню. По меньшей мере, два были обрублены и переделаны в виселицы для проволочных волков. Не было никакого смысла пытаться избежать их.

Ландерсон шел дальше, пытаясь не смотреть на скелетообразные манекены, безвольно свисающие с деревьев на металлических цепях. Они скрипели, слегка поворачиваясь на легком ветру.

Дневной свет угасал. Небо, уже затуманенное бесконечной завесой пыли, заблестело, как будто надвигался туман. К западу, печи мясоперерабатывающих заводов залили низкие облака сиянием цвета гранатовой плоти. Ландерсон знал, что ему теперь стоит поторопиться. Его имаго разрешал ему проявлять активность только в дневное время.

Он пересекал площадь у Талленхолла, когда почуял глюф. Он вонял, как разряженная батарея, ионизированный запашок, острый запах крови и металла. Он спрятался в заросшей замысловатой железной изгороди и стал смотреть. Глюф появился в северном углу площади, передвигаясь по ветру, как воздушный шар в восьми метрах над землей, медленно и лениво. Как только он засек его, он пытался посмотреть в другую сторону, но это было невозможно. Плавающие сигилы, яркие, как неон, приковали его внимание. Он чувствовал, как его желудок бунтует при виде этих омерзительных, закручивающихся символов, к горлу подступает тошнота. На краю разума он слышал дребезжание, напоминающее звук роящихся насекомых, трущихся крылышками.

Имаго в плоти его левой руки дергался.

Глюф колыхался, затем начал скользить прочь, с глаз долой позади останков городской библиотеки. Как только он исчез, Ландерсон уперся руками в землю и стал жутко блевать в выжженную траву.

Когда он закрыл глаза, он мог видеть непотребные символы, сияющие в бессмысленных повторениях на веках.

Нетвердо он поднялся на ноги, поддавшись чарам головокружения, и внезапно опрокинулся на ограду для поддержки.

— Вой шет! — рявкнул жесткий голос.

Он потряс головой, пытаясь выпрямиться. Сапоги скрипели по кирпичной пыли, приближаясь к нему.

— Вой шет! Экхр Анарк сетрикетан!

Ландерсон поднял руки в мольбе. — Разрешено! Разрешено, магир! — Три экскувитора окружили его. Каждый был дух метров ростом и одет в тяжелые сапоги и длинные серые чещуйчатые плащи. Они нацелили свои витиевато украшенные лаз-локи на него.

— Мне разрешено, магир! — умолял он, пытаясь показать им свой имаго.

Один из них ударом кулака бросил его на колени.

— Шет атрага юдерета хаспа? Вой ленг хаспа?

— Я... я не говорю на вашем...

Послышался щелчок, и потрескивание вокса. Один из них заговорил снова, но его грубые слова были непонятны из-за резкого механического эха.

— Что ты здесь делаешь?

— Мне разрешено проходить днем, магир, — ответил он.

— Смотри на меня! — Снова варварский язык был перекрыт аугметически генерированной речью.

Ландерсон посмотрел наверх. Экскувитор, нависший над ним, был таким же жутким, как и любой из его рода. Только верхняя часть его головы была видна – бледная, сморщенная и безволосая. Пучок влажных металлических трубочек шел от морщинистого затылка и соединялся с парящим и свистящим ящиком, притороченным к его спине. Три огромных, сшитых шрама разделяли его лицо, один проходил через обе глазницы – в каждой из которых теперь были аугметические окуляры – и третий шел прямо над переносицей, где больше не было никакой плоти. Большой медный воротник был перед его лицом, милосердно закрывая рот и большинство носовой области экскувитора. На передней части этого воротника была решетчая речевая коробка, которую экскувитор переключил на «перевод».

— Я... я смотрю на вас, и я награжден вашей красотой, — выдохнул Ландерсон так четко, как только смог.

— Имя? — протрещала тварь.

— Ландерсон, Жером, разрешено днем, в-волей Анарха.

— Место производства?

— Айконоклав, магир.

— Ты работаешь в Доме Дробления?

— Да, магир.

 — Покажи мне твое разрешение!

Ландерсон поднял свою левую руку и отодвинул рукав своего рваного рабочего плаща, чтобы показать имаго в волдыре из чистого гноя.

— Элетраа кюх дроук! — сказал экскувитор одному из компаньонов.

— Чии атаа дроук, — прошел ответ. Стражник достал длинное металлическое устройство из пояса, размером и формой напоминающее устройство для тушения свечей, и поместил чашеобразный наконечник на имаго Ландерсона. Ландерсон тяжело задышал, когда почувствовал, как вещь в его плоти завертелась. Маленькие руны высветились на черенке устройства. Наконечник отвели.

Третий экскувитор схватил Ландерсона за голову и повернул так, чтобы лучше рассмотреть клеймо на его левой щеке.

— Фехет ганеш, — сказало оно, отпуская его.

— Иди домой, посредник, — сказал первый экскувитор Ландерсону, машинный слова отозвались эхом на речь чужака. — Иди домой и не позволяй нам поймать тебя тут снова.

— Д-да, магир. Тотчас.

— Или мы порезвимся с тобой. Мы, или проволочные волки.

— Я понял, магир. Спасибо вам.

Экскувитор отступил. Оно закрыло решетку речевой коробки одной рукой. Его собратья сделали то же самое.

— Мы служим слову Анарха, чье слово заглушает все остальные. — Ландерсон быстро закрыл свой рот. — Чье слово заглушает все остальные, — быстро повторил он.

Экскувиторы еще мгновение смотрели на него, затем положили на плечи свои огромные лаз-локи и пошли прочь по заросшей площади.

Прошло достаточно много времени до того, как Ландерсон достаточно оклемался, чтобы подняться на ноги.

Почти стемнело, когда он добрался до брошенной мельницы на окраине города. Тусклое небо было освещено огнями: пылающими громадами отдаленных ульев и ближним светом печей, которые питали новую промышленность города. На широкой дороге ниже мельницы, качались факелы и стучали барабаны. Еще одну процессию новообращенных вели к местам поклонения ординалы.

Ландерсон постучал в деревянную дверь.

— Что с Гереоном? — спросил голос с той стороны.

— Гереон жив, — ответил Ландерсон.

— Несмотря на их старания, — отреагировал голос. Дверь распахнулась, открывая только тьму.

Ландерсон заглянул внутрь.

Затем он почувствовал, как дуло автоматического пистолета уперлось ему в затылок.

— Ты опоздал.

— Я попал в неприятности.

— Лучше бы они не последовали за тобой.

— Нет, сэр.

— Заходи, тихо и спокойно.

Ландерсон шагнул во тьму. Появился свет, прямо перед лицом.

— Проверь его! — сказал голос, в то время как дверь позади него закрылась.

Руки схватили его и пихнули вперед. Ауспекс жужжал, когда передвигался вверх и вниз вдоль его тела.

— Чисто! — сказал кто-то.

Руки убрались. Ландерсон сощурился на свет, рассматривая окружение. Сырой подвал старой мельницы, вокруг фигуры, фонарики направлены на него.

Полковник Баллерат вышел на свет, убирая в кобуру свой пистолет.

— Ландерсон, — сказал он.

— Рад вас видеть, сэр, — ответил Ландерсон.

Баллерат шагнул вперед и обнял Ландерсона. Он сделал это только одной рукой. Левая рука и левая нога Баллерата были оторваны в литейных цехах. У него был грубый протез, который позволял ему ходить, но его левая рука была всего лишь шишкой.

— Я рад, что ты получил сообщение. — Баллерат улыбнулся. — Я уже начал беспокоиться, что это не так.

— Я получил его, — сказал Ландерсон. — В своем ведре с едой. Было трудно выбраться. Сегодня ночью, сэр?

Баллерат кивнул. — Да. Они определенно приземлились. Нам нужно войти с ними в контакт, чтобы мы могли приступить к следующей стадии.

Ландерсон кивнул. — Сколько, сэр?

— Сколько что? — спросил Баллерат.

— Я имею ввиду... какова численность, сэр? Расположение? Каков размер сил освобождения? — Баллерат замешкался. — Мы... мы еще не знаем, майор. Работаем над этим. Ключевым сейчас является установить контакт с их разведывательным подразделением, чтобы привести их.

— Понял, сэр.

— Я посылаю тебя, Лефивра и Пурчасона.

— Я знаю их обоих. Хорошие люди. Мы служили в СПО вместе. — Баллерат улыбнулся. — Так я и думал. Значит, вы хорошо знаете местность. Точка рандеву в сельхозкомплексе на Перекрестке Шэдоутонленд. Пароль – «Танит Магна». — Ландерсон повторил слова. — Что это означает, сэр?

Баллерат пожал плечами. — Будь я проклят, если знаю. Пароль Гвардии. А, вот и они. — Лефивр и Пурчасон подошли. Оба были одеты в рваные, сшитые остатки формы СПО. Лефивр был низким блондином с бородой, торчащей клочками. Пурчасон был выше, тощим и с темными волосами. Оба обменялись рукопожатиями с Ландерсоном. У обоих были пулеметы с глушителями.

Еще один член сопротивления поспешно подошел с оборудованием и оружием для Ландерсона. Присев, Ландерсон начал разбирать снаряжение.