Генерал-предатель

— Это может подождать, — сказал Баллерат. — Сначала мы должны тебя раздеть, сынок.

Ландерсон кивнул и поднялся на ноги. Баллерат повел его в прилегающую камеру, которая воняла животными, блевотиной и навозом. Воздух был жарким и спертым. Ландерсон мог слышать храп и пуканье гроксов в полутьме.

— Готов? — спросил его Баллерат.

— Я просто хотел бы покончить с этим, сэр, — сказал Ландерсон. Он отодвинул рукав на левой руке вверх.

Появились несколько человек и взяли его за плечи, крепко держа. Один предложил ему бутылку с амасеком. Ландерсон сделал большой глоток. — Хороший мальчик, — сказал мужчина. — Помогает притупить боль. Теперь прикуси это. Тебе понадобится.

Ландерсон крепко сжал челюсти на кожаном поясе, который вставили ему в рот.

Хирургеоном была женщина, старая леди из местных. Она улыбнулась Ландерсону, которого сейчас крепко держали четыре человека, и полила еще амасека на имаго.

Ландерсон чувствовал, как оно вертится.

— Они этого совсем не любят, — пробормотала хирургеон. — Это обездвиживает их. Делает их сонными, тупыми. Становится легче их удалить. Крепись, парень.

Она вытащила скальпель, и быстро вскрыла огромный волдырь на его предплечье. Он лопнул, и вязкая жидкость стала вытекать. Ландерсон прикусил. Оно уже делало больно. Скрученная черная тварь в мясе его руки, уже обнаженная, беспокойно двигалась в его ране, красной полости. Он пытался не смотреть, но это ему не помогало. Хирургеон дотянулась до твари длинными щипцами.

Она начала тянуть. Большая часть блестящего черного червя вышла при первом рывке, но длинный хвост с шипами, темный и напоминающий колючую проволоку, сопротивлялся. Она потянула еще сильнее, и Ландерсон прикусил сильнее, чувствуя, как рвется его плоть. Личинка начала извиваться между кончиками щипцов. Боль пронзила руку Ландерсона. Ощущалось, как будто рыболовную леску с шипами тянут из артерии.

Хирургеон брызнула на рану еще алкоголя и резко дернула. Ландерсон прокусил пояс. Извивающаяся личинка вышла, трясясь на конце хирургического инструмента.

— Сейчас! — крикнула она.

Один из людей Баллерата уже разрезал ляжку одного из гроксов в стойле. Старая женщина воткнула извивающуюся личинку в рану, и затем, когда она освободила ее, закрыла рану анестетической лентой и бинтом.

Она крепко держала, как будто сражалась с чем-то, что пытается выбраться из-под бинта.

— Все в порядке, — наконец сказала она. — Думаю, оно приняло.

Все затихли на несколько долгих минут, пристально прислушиваясь, ожидая звука тревоги экскувиторов или чего похуже. Ландерсон осознал, что он жутко трясется. Старая женщина подозвала кивком головы одного из мужчин, чтобы тот крепко держал повязку на животном, и подошла, чтобы перевязать рану Ландерсона.

Она ее осторожно очистила, перевязала, и сделала укол болеутоляющих и антисептиков.

Ландерсон начал чувствовал себя немного лучше, хотя и слегка страдал от ощущения пустоты. Все те месяцы, длившиеся до избавления от скверной, извивающейся твари под его кожей, а сейчас его тело, казалось, скучает по имаго.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил его Баллерат, появляясь из тени.

— Да, сэр, — соврал Ландерсон.

— Мне бы хотелось дать тебе больше времени, чтобы восстановиться, но у нас его нет. Готов выдвигаться? — Ландерсон кивнул.

Баллерат показал ему мятую, нарисованную от руки, карту. — Изучи ее. Запомни, потому что я не могу дать ее тебе. Это путь, которому, как я надеюсь, ты последуешь. Тут время и места патрулей, о которых мы знаем.

Ландерсон внимательно изучил данные, изредка смотря в сторону и возвращаясь назад, чтобы проверить свою память. Затем Баллерат дал ему конверт, и Ландерсон мельком глянул внутрь.

— Это зачем? — спросил он.

— Никогда не знаешь, — ответил полковник. Ландерсон положил конверт в карман своей куртки.

— Правильно, — сказал Баллерат, кивая Лефивру и Пурчасону, чтобы присодинились к ним. — Рандеву назначено на 23.15. Узнай, что им нужно от нас, и сделай все, что сможешь, чтобы помочь. Связаться с нами можно обычными методами. Мы устроим диверсию за сорок минут до рандеву, которая должна отвести излишнее внимание от вашей области. Вопросы? — Три человека покачали головами.

Баллерат не мог изобразить полный знак аквилы, но положил правую руку на сердце, как будто мог. — Удачи, и ради Гереона, да защитит вас Император. — Ночь была прохладной и сырой. Ландерсон почти забыл, как ощущается нахождение снаружи в темноте.

Они далеко продвинулись снаружи Инейрон Таун, тайно пройдя через западные палисадники, и затем направились через старый декоративный парк под названием Амбулатория. Огни города мерцали позади них, и время от времени они слышали далекие горны и бой часов.

Самая кровавая часть битвы за Инейрон Таун происходила вокруг территории Амбулатории и земля, сейчас уже полностью заросшая, была покрыта обломками машин и разбросанными человеческими костями. Три мужчины шли тихо. Баллерат выбрал их для этой миссии не за то, что они просто знали местность. Все трое состояли в разведовательном подразделении бригады СПО.

На полпути через Амбулаторию им пришлось спрятаться позади зарослей молодых таликсовых деревьев, когда мимо проходил патруль: две полугусеничные машины, сверкающие прожекторами, ведущая походила на сани из-за длинной цепочки гончих, которые были впереди нее на натянутых цепях. Животные рычали и хрипели, натягивая упряжь. Они были натренированы чуять имаго и человеческие феромоны. Последнее, что Ландерсон и его товарищи сделали перед тем, как покинуть мельницу, был сырой гравитационный душ, который пропитал их репеллентами против запаха.

Патруль двинулся прочь. Ландерсон подал сигнал остальным двум мужчинам выдвигаться. Он без труда использовал язык знаков, как будто его последняя разведывательная миссия была всего лишь вчера. Но он отметил, что его левая рука ощущалась необычайно легкой. Все ли старая женщина вытащила? Или какой-нибудь кусочек личинки был все еще внутри него, тоскуя по –

Ландерсон отверг мысль. Если небольшой кусочек имаго остался бы, то огни святого Эльма тещали бы на каждой виселице в городе и проволочные волки уже бы собирались.

Они покинули Амбулаторию, и выбрали путь через тихие руины жилых зданий, которые спускались по склону Холма Мексли. Этот пригород был сельскохозяйственным районом, отмечавшим точку, у которой тяжелая промышленность внутреннего города уступала дисциплине сельхозугодий сельской окраины города. Позади домов лежали полосы посевных полей вдоль склона холма до следующей долины. Ландерсон мог чувствовать запахи силоса, мокрых растений, и характерный аромат пшеницы. Но урожай, несобранный, пропал, и запах был неприятно сильным, с болезненным оттенком брожения.

Пурчасон замер и просигналил предупреждение. Трио растворилось в укрытии позади стены двора у задней стороны одного из жилых зданий.

В тридцати метрах далее висел глюф, почти неподвижно, над переулком.

В темноте, глюф был даже еще более пугающим, чем тот, который пролетел мимо Ландерсона днем. Его закручивающиеся, пылающие символы казалось переплетаются, как змеи, образуя одну нечестивую руну за другой, яркие на фоне ночного неба, как будто были написаны жидким пламенем. Ландерсон мог слышать, как они потрескивают, как будто огонь в камине. Он мог слышать низкий, тошнотворный шум насекомых. В этот раз он сумел отвернуться.

Внезапно он обеспокоился о Лефивре рядом с ним. Мужчину сильно трясло. Обернувшись Ландерсон увидел, что его товарищ уставился на адский глюф. Слезы текли из глаз, которые отказывались моргать. Ландерсон быстро подошел к нему и взял оружие Лефивра как раз перед тем, как оно выскользнуло из обессилевших рук человека. В полутьме он мог видеть, как работают челюсти Лефивра и подпрыгивает его кадык. Губы Лефивра были крепко сжаты и побелели. Он пытался не закричать, но это была та борьба, которую он почти проиграл.

Ландерсон зажал рукой рот Лефивра. Осознав, что происходит, Пурчасон тоже схватил Лефивра, крепко обхватив его и прижав ему руки. Ландерсон почувствовал, как рот Лефивра открылся, и прижал руку еще сильнее, стараясь не закричать, так как Лефивр вонзил зубы ему в ладонь.

Глюф задрожал. Шум насекомых усилился, превратившись в урчание, затем затих. Глюф поплыл на север, шипя над разрушенными крышами террасы, и затем через парк.

Ландерсон и Пурчасон продолжали держать Лефивра. Десятью секундами позже пять экскувиторов пробежали по переулку в направлении города. Глюф что-то нашел, и теперь привлекли патруль. Через несколько минут они услышали приглушенные звуки разряжающихся лаз-локов.

Какой-то бедняга без разрешения, без сомнений, прятался в зарослях парка.

Ландерсон осознал, что у него теперь тоже нет разрешения.

Он убрал руку, Кровь закапала на каменную дорожку. Лефивр резко упал, тяжело дыша, как собака. В ужасе он потерял контроль над своим мочевым пузырем.

— Простите... Простите...— с трудом говорил он.

— Все нормально, — прошептал Ландерсон.

— Твоя рука...

— Все нормально, — повторил Ландерсон. Его рука очень болела. Лефивр выхватил большой кусок из его ладони. Теперь он пах кровью, Лефивр пах мочой, и все они воняли потом от охватившего их напряжения.

Ландерсон обернул руку шейным платком, и помолился, чтобы они не встретили ни одной гончей.

Было почти 22.30, когда они достигли Перекрестка Шэдоутонленд. Оставленные без ухода и полива, рисовые поля высохли, и теперь большие участки плодородной земли превратились в грязь с заброшенными, гниющими посевами. В воздухе стоял запах плесени и разложения.

Гром прокатился в отдалении, дальше сельскохозяйственного пояса, в дикой болотистой местности Антиллы. Когда-то те ядовитые области считались опасными. Сейчас, после Посредничества, они казались безопасными, по сравнению с заселенными областями.

Они обошли по широкой дуге огромные сборные здания сельскохозяйственного комплекса и, затем, вернулись к ним, с оружием наготове, с прикрепленными длинными глушителями. Они крались в тенях, между неподвижными тракторами и комбайнами в низких гаражах, и прошли железные загоны, где забивали свиней и оставляли для разделки. Не раз они тревожили падальщиков, питающихся останками, местную фауну приманивал из болот запах гниения. Визжа, маленькие создания поднимали хвосты и начинали исчезать в тенях.

Лефивр все еще нервничал. Он наставлял свое орудие на каждого фуражира.

— Ты должен успокоиться, — прошептал Ландерсон.

— Я знаю.

— Серьезно, друг. Дыши глубоко. Я не хочу, чтобы ты шарахался.

— Нет, майор. Конечно, нет.

Кроме фуражиров везде были крысы. Везде в Империуме, представил себе Ландерсон. Звездные корабли Святой Терры распространили много чего по галактике – веру, колонистов, технологии, цивилизацию – но ничего такого всеобъемлющего или такого, несомненно, неукротимого, как черные крысы. До Посредничества он слышал, как ученые шутили, что Империум, вообще-то, был изобретен крысами, а люди всего лишь ехали рядом. На некоторых мирах случайно ввезенные крысы подчинили себе все другие формы жизни. На других мирах они скрестились и породили монстров.