Беззаконие отцов наших

Из тьмы выплыло второе чудовище. У этого голова сидела на плечах чуть выше, кожа отливала зеленью чуть ярче. Филип с воплем попытался зажечь новый факел, но зверь успел подойти слишком близко. От каждого шага тряслась земля. Так, наверное, ходили динозавры или слоны. Какой-то кошмар.

— Становись! — заорал Люард. — Создать строй!

Опоздали. У кого факелы горели, кто мог держать позицию, столпились на восточном конце стены. Филип, Хандро и с ними еще куча народу только-только зажигали новые огни на западе. Темный провал меж ними указывал чудовищу путь прямиком к месту, которое все они поклялись защищать. Филип замахал факелом перед лишенными век черными глазами, но пламя было слабым и бледным. Зверь качнулся вперед, согнул передние ноги. Поднялся, не прыгнул, а словно развернул, разложил свое тело вверх, и с ошеломительным грохотом обрушился на стену.

— Пролом в стене! Пролом в стене! Пролом в стене! — орал где-то неподалеку Люард.

Одно и то же, снова и снова, будто катастрофа превратила его в сирену. Чудовище скользнуло в темноту города, откуда эхом прокатился шум разрушения. Мысли Филипа понеслись вскачь, он пытался понять, чего они уже лишились. Медцентр. Сараи научников. Сухое хранилище.

— По местам! — закричал Люард, в каждой руке по факелу. — По местам! Пусть по этому отработает метатель!

— Что-то я его не слышу.

Это Хандро. Лицо в саже, рука красная, явно от ожога. Когда только успел.

— Строиться! — рявкнул Люард.

— А и правда, — сказал Филип. — Метатель не стреляет.

— Ничего не могу сказать. Это не моя работа.

В темноте, в городе, кто-то закричал.

— Во бля. — Хандро протянул руку к Филипу. — Нагата. Дай факел.

Филип перехватил ручку, положил ее в широкую ладонь Хандро. Начальник отдела техобслуживания ткнул горящий мох в землю и принялся соскребать его ботинком, словно вместо пламени там налипло собачье дерьмо. На месте намотки остался пятидюймовый шип, посаженный под прямым углом к основной палке. Хандро воткнул его в землю, проверяя на прочность.

— Строиться! — заорал Люард.

— На хер иди, — точно таким же тоном Хандро мог посоветовать Люарду подходящий сэндвич к кофе.

Здоровяк повернулся к свежей дыре в стене и припустил туда широкими размеренными скачками.

— Я его верну, — сказал Филип, скорее потому, что факела у него теперь не было, а по городу гуляло чудовище. Что-то же надо делать.

В темноте и из-за разрушений город выглядел незнакомо. Посреди дороги лежала отвалившаяся от дома стена. Рядом угадывался призрачно тонкий контур Аркадия Джонса, он сидел спиной к водяному рециркулятору, уткнувшись головой в колени. Свет выключили, чтобы не привлекать чудовищ. Сейчас такие меры защиты выглядели полной фантастикой. Если ты не видишь их, они не видят тебя. Сердце Филипа стучало в грудную клетку, напоминая, что для таких упражнений его тело не совсем годится. Что он — астер на дне колодца. Что он старый.

Впереди на фоне окружающей темноты шевелилась огромная тень. Филип пошел к ней, не понимая еще, что собирается делать, когда дойдет. Есть проблема, ее надо решить, вот и все. В свете звезд, в неясном сиянии луны он видел лишь громадную качающуюся спину да раздвоенный хвост, толще обеих ног Филипа вместе взятых. Зверь вроде дернулся, как бы споткнулся на левую ногу. Взревел, и рев его был полон боли.

На крыше производственной лаборатории, где должен был стоять метатель, вспыхнул прожектор. Луч поймал чудовище и теперь следил, как оно, спотыкаясь, ковыляет к открытой городской площади. Поначалу Филип и не понял, на что смотрит. На спине зверя, сгорбившись и прижавшись к нему всем телом, сидел Хандро и лупил твари по голове остовом факела. Шип был одновременно и темным, и блестящим. Мокрым от крови. Филип застыл.

По сравнению с остальными городскими кварталами на площади рушить было почти нечего. Почти все они смогут восстановить или заменить. И все же Филипу пришлось убеждать себя, что Хандро гонит зверюгу, ведет куда ему нужно. Филип глядел, как великан молотит в бок улыбчивого чудища под ним титановым шипом, и чувствовал едва ли не благоговение.

С верхнего этажа производственной лаборатории что-то прокричали, и хаос пронзил резкий оглушительный грохот. Вдоль бока чудовища протянулась цепочка дырок, оно скорчилось от боли.

— Не стрелять! — заорал Филип. — В Хандро попадете!

Но тот уже спрыгнул. Зверь дернулся и повернулся, сбитый с толку светом и новой болью. Кровь пропитала его бок, капала из глаз, текла по щекам. Кровь такого же точно цвета Филипу доводилось видеть не раз. Она была красной, как человеческая. Грохот новой очереди, на сей раз кучной, и в звере возникла еще одна дырка, будто метатель как шахтерским отборником вырезал из бока твари пробный керн. Чудище задрало башку и попыталось снова запеть, но вышел лишь сдавленный задушенный хрип. Оно неловко шагнуло вперед, качнулось, вернулось на шаг, и тихо сложилось на голую землю площади, словно прилегло вздремнуть. Глаза не закрылись, только потускнели.

Филип помчался к Хандро, практически уверенный, что увидит труп. Однако тот стоял на коленях, выбивал целые пыльные облака из штанин и ухмылялся.

— Ты как? — спросил Филип. — Тебе бы к врачу.

— Я отлично, — ответил Хандро.

— Ты легко мог погибнуть, койо.

Улыбка Хандро расплылась еще шире, он пожал плечами. Чудовище, казалось, выдохнуло, и с воздухом тело покинули последние остатки жизни. Даже дохлое оно было огромно. Хандро нагнулся, поднял окровавленную палку и протянул Филипу.

— Спасибо, что одолжил. Чего, покажем пинче ублюдкам, кто тут главный?

Система Ханна была (в свое время) одним из тысячи трехсот миров, объединенных сетью врат с Солнечной системой и Лаконией. Она включала в себя среднего возраста звезду, две планеты в обитаемой зоне, четыре газовых гиганта, вокруг которых их собственными звездными системами в миниатюре крутились облака лун, да тощий, невзрачный пояс астероидов. В годы золотой лихорадки на два пригодных для жизни мира претендовали с полдесятка разных организаций, и разногласия насчет прав на сельхозисследования переросли в итоге в короткую, взаимоуничтожающую ядерную войну, и тут уж пришлось вмешаться Транспортному Союзу. Почти десять лет у корпоративных юристов система занимала то четвертое, то шестое, то десятое место в списке приоритетов, и правовое урегулирование двигалось и двигалось вперед, так, однако, ничем и не решаясь.

Потом пришла Лаконианская Империя, железный кулак имперской воли разнес в клочья бюрократическую волокиту, и «Эмерлинг-Восс Минералз энд Файненшл Холдинг» стряхнул пыль со старых проектов.

Более чем вероятно, где-то в тех проектах можно было найти маленький прямоугольник с перечеркнутой двойной линией стороной, который означал временные жилые бараки, или скорее даже, помещения многоцелевого назначения. Теперь этот прямоугольник существовал в реальности как четыре сборные металлические стены в два с половиной метра, скрепленные синим герметиком с желтой стружкой и все в патине, из-за которой казались грязными, сколько Филип их ни драил. На потолке висели такие же светильники полного спектра, как в каюте на его последнем корабле, «Рифмоплете». В единственной комнате — две брезентовые раскладушки. Одна его. Вторая во владении Моисея, его начальника. Диесисьет, третья из их троицы, жила в Альфе, если жила вообще.

— Вставай, — сказал Моисей.

Филип повернулся на койке и застонал.

— Вставай.

— Не могу я встать, — ответил Филип. — Умер. Мертвые не встают.

— Ты не умер.

— Тогда почему у меня все так болит?

— Потому что ты не умер, — хрипло, протяжно рассмеялся Моисей. — Мертвым не больно. Боль только для живых.

— А может, я в аду, — ответил Филип.

Сон уже отступил, оставив по себе лишь боль и страх.

— Может. — Веселья в смехе Моисея поубавилось.

Филип перекатился на бок, и Моисей поставил к его плечу тарелку прямо на постель. Текстурированный протеин и остатки перечного соуса. Учитывая состояние Филипа, пахло даже приятно. Он принял сидячее положение и взял ложку. Моисей стоял, сложив большие руки на груди.

— Ну вот теперь, когда ты наконец проспал весь день, у нас есть чем заняться.

— Сейчас буду, — ответил Филип.

Как будто его рабочий контракт как был, так и остался просто рабочим контрактом. Как будто «Рифмоплет» вот-вот высадит новую команду, а их возьмут на борт и унесут из колодца к звездам. Такую они исполняли маленькую пьесу на двоих. Моисей играл хорошего начальника, Филип изображал исполнительного подчиненного. По игре Моисея было слышно, что сцена осточертела ему до предела. Всем и все здесь осточертело до предела.

Жители Альфы и Беты — вот вся человеческая популяция планеты и большинство населения системы в целом. Филип слышал, на одной из водных лун второго газового гиганта болтается исследовательский корабль. Если так, команде, кем бы они там ни были, стоило поскорее доставить свои тушки поближе к планете и придумать, как приземлиться. Врат больше не существовало, и значимая для них часть человечества (в том смысле, что только этой части человечества и суждено что-то значить в их жизнях отныне и до конца) сократилась с десятков миллиардов до почти двух тысяч. А то и меньше. Намного меньше, если не будут вести себя аккуратно.

Филип покончил с завтраком, выскреб пальцем последние крошки питательных дрожжей и грибов. Снаружи доносились голоса. Потом зазвенела по металлу киянка. Филип потянулся было проверить терминал, но тот уже неделю как сломался, и никаких запчастей не предвиделось. В производственных лабораториях могли бы сделать, но реагентов и так осталось небогато, а терминал теперь не то чтобы очень требовался. Чтобы узнать время, можно было просто выйти наружу и посмотреть в небо. Или послушать собственную усталую спину, пусть она расскажет, сколько ей еще нужно отдыха.

Из семи миров, которые приходилось топтать Филипу (все с низкой гравитацией, но два из них все равно давили на Филипа слишком тяжко) небо над Ханной было самым переменчивым. Порой оно окрашивалось в индиго, такое темное, что даже в полдень Филип мог разглядеть на нем самые яркие звезды. Иногда, как сегодня, становилось бледно-оливковым от горизонта до горизонта. Дул прохладный ветер, пахло мускусом, как на какой-нибудь старой станции водоочистки на Церере. Разрушения в городе при свете дня выглядели иначе. Получше, поскольку Филип их просто видел, а не давал волю воображению, которое рисовало всякие ужасы. Ну и похуже, ведь убедить себя, что они легко отделались, уже не получалось.

Чудовище протащилось сквозь склад и мастерскую, где научники колдовали над своим маленьким флотом разведывательных дронов. Сравняло оба здания с землей. Пойди оно дальше тем же путем, вломилось бы в жилые бараки, и пришлось бы копать могилы половине города. Теперь же посреди площади лежал труп, и в его разверстой плоти копошились местные насекомые-падальщики и биологи. Между ними вышагивал Люард, возбужденно размахивая большими перепачканными кровью руками. Филип пробежал глазами группу за группой, пока не увидел Моисея во главе аварийной команды в мертвой утробе мастерской. Там же работал и Кофи, и широколицая женщина, то ли Алия, то ли Адалия. Что-то такое. Раз «Рифмоплета» больше нет, может, стоит немного больше внимания уделять подобным вещам. Филип, руки в карманах, скользнул вперед и оглядел окружающий бардак. Кофи заметил его, поднял ладонь, здороваясь.