Беззаконие отцов наших

Лично он не видел, как Люард налетел на Хандро, но слышал много. Красный как рак Люард орал на Хандро, что тот идет против воли целого города и рушит весь план. Из-за него целый день потеряли, так что пусть моет платформы и готовит к переброске, приступаем с утра. По словам Кофи, Хандро слушал себе тихо, пока Люард тыкал ему пальцем в грудь и вопил в лицо, а потом и говорит, мол, план Люарда плохой и он, Хандро, не позволит жителям города загнать самих себя в могилу только затем, чтоб Люард не плакал. Взъерошил главе научников шевелюру, по-братски этак, как маленькому. И ушел.

— Это надо было видеть, — говорил Кофи с благоговейным придыханием. — Жаль, тебя там не было.

— Не, — ответил Филип. В живот будто кто-то врезал. — Мне и тут неплохо.

Они сидели на скамейке: ножки из катушек от оптического кабеля и сиденье из местного аналога дерева, чью бледную древесную плоть пронизывали зеленые и голубые прожилки. Филип, Кофи, Моисей. Спинами к стене медцентра, лицом к площади. Темное пятно почти исчезло, и Филип лениво гадал, что могло случиться с кровью. По всему городу точно так же кучковались люди. Конфликт принес напряжение, как ветер приносит запах гари, неосязаемый намек на опасность, которую все чувствуют, но никто не видит.

— Люард — мудак, — сказал Моисей.

— Мудак, — согласился Кофи. — Но главный мудак. Был, по крайней мере. Как сейчас, непонятно.

Филип знал, как бы оно шло раньше. Со скоростью света полетели бы сообщения, узконаправленные лазерные лучи били бы от передатчика к передатчику, за кольцо врат, до администрации Эмерлинг-Восс, дальше разговор с представителем профсоюза, за ним — разрешение компании на санкции в отношении Хандро и его людей. Лишение премий. Лишение профсоюзных привилегий. А то и билет на обратный рейс. На тот же «Рифмоплет», к примеру. Или другой подобный корабль. Отчасти Филип до сих пор ожидал, что так и будет. Но так, конечно, не будет. Люард придумал план, заручился общим согласием, но выполнить не смог. За ним больше не стояли ни компания, ни профсоюз. Протоколы кончились. Осталась только сила.

— Ты не ешь, — сказал Моисей, и Филип понял, что тот так и говорит с ним.

— Не особо голоден.

— Дерьмо какое-то. — Моисей поднял миску. — У нас и соус кончился?

— Ага, — ответил Кофи. — Деликатесы теперь можешь забыть. Баррет, он из химиков, говорит, они ищут, чего такого извлечь из местных организмов, чтобы и на вкус не совсем отрава, ну и вообще чтобы не отрава. Что-то найдут через пару недель, наверное.

— Я не буду жрать это говно инопланетное, — сказал Моисей. — Сдурел совсем? У них химия вообще не такая, как наша.

— Да есть кое-какие совпадения. А соль — она и есть соль, хоть здесь, хоть где. Вот хорошо бы нашлось что-нибудь, чтоб перцем пахло. Или тмином.

— Пополним припасы в Альфе, когда они радио починят, — сказал Моисей. — До тех пор я хоть дерьмо жрать могу.

— Если Альфа есть еще, — ответил Кофи. — Очень уж долго на связь не выходят. Ну и если они свою еду берегли, пока мы свою ели. Им-то пополнять припасы негде. — Он поднял миску, как образец на презентации. — Так что единственное дерьмо, что осталось — вот.

Моисей потемнел лицом, поджал губы.

— Знаешь что? Иди-ка в жопу.

Он встал, втянул голову в плечи и удалился, бормоча что-то себе под нос. Кофи проводил его удивленным взглядом.

— Чего это с ним?

— Да все подряд, видимо, — ответил Филип. — Корабль. Наш человек в Альфе. Врата. Многовато всего, сам понимаешь.

Кофи кивнул.

— Забыл, что вы двое тут совсем недавно. Считалось, вы в Бете ненадолго.

— Считалось.

Кофи сгреб очередную ложку протеиновых дрожжей из миски и кивнул на миску Филипа.

— Надо есть. Ничего хорошего, конечно, но все лучше, чем голодать.

Филип зачерпнул двумя пальцами мягкое густое месиво. В животе все сжалось, но он заставил себя проглотить и порадовался, что не стошнило.

— Ты что помнишь?

— Ке?

— Ну про это, перед тем, как врата кончились.

Кофи кивнул. Перед тем, как кончились врата, могло быть только одно «это».

— Да не знаю. Сейчас уже нормально и не вспомнить. Я занимался… водопроводом, вроде. И тут раз — и я уже кто-то другой. Или вообще никто. Но я огромный. А у тебя что?

— Знаешь, как сон. Когда заканчивается, не можешь вспомнить. Типа что-то настолько большое, что в голове не помещается. Вот такой сон…

— После которого просыпаешься — а кругом блядский кошмар.

Филип засмеялся, Кофи за ним.

— Да ну на хер, короче. Просто… Моисей странно себя ведет, это понятно. Но и я вот постоянно жду «Рифмоплет». Жду Диесисьет, когда она там закончит в Альфе и сюда прилетит. Или я к ней. Или… следующий контракт мы заключили в системе Трайдеви. Пять рабочих групп, строительство энергосистемы для города с населением в полмиллиона. Четыре года возили бы бригады туда-обратно, а сами работали за основу. Я все размышляю, как оно там пойдет, будто мы туда все еще собираемся. Полмиллиона человек. Теперь — четыреста, вот и все.

— Ну, остальные где-нибудь да есть, никуда не делись.

— Думаешь? Я вот не знаю. Может, остались только здесь и только мы, а прочих задуло, как свечки на ветру. Нам-то откуда знать?

— Альфа есть.

— Может быть.

— Изыскательская группа.

— Ты понял, о чем я.

— Ага, — сказал Кофи.

Эрик Таннхаузер, невысокий блондин с такой бледной кожей, что сквозь нее явно читались вены на его лбу, толковал о чем-то с Миной Ньоку на том конце площади. Он тряс головой и гневно тыкал пальцем вверх, в лицо женщине. Рядом возникла Нами Ве, и Таннхаузер обрушил всю свою ярость на нее. Филип попытался протолкнуть в глотку еще еды, но побороть себя не смог.

— Как думаешь, устроят новое голосование? — спросил он.

Кофи пожал плечами.

— Если да, ставлю половину недельной платы, Хандро победит. Ты бы его видел. Люард плюется, шипит как ошпареный кот, а Хандро все как с гуся вода, ноль внимания. В общем, как бы ни проголосовали. Мы остаемся. Держим рубежи.

— Может, и не придется. Вдруг все твари уже прошли. Ушли себе дальше.

— Или отрастили крылья и учатся дышать огнем. Кто эту планету разберет. — Кофи выскреб остатки еды и поднял миску на ладони, как музейную ценность. — Устал я на хер от этого всего.

Кончился ужин, а Моисей в комнату так и не вернулся. Филип лежал на спине, подложив руку под голову вместо подушки, и ждал сна, который все не шел. Только Филип начинал уплывать в дрему, слышался какой-нибудь случайный шум и в кровь выплескивался адреналин, заставляя Филипа просыпаться снова и снова. Он и сам не понимал, что его гложет. Слишком много было вариантов.

Когда не засыпал, думал о Хандро. Представлял эту его стычку с Люардом, строил версии, исходя из рассказов Кофи. Себя вводил в сцену. Узел в животе завязывался все туже. Хандро со своей широкой, опасной улыбкой. Герой. Укротитель чудовищ. Он, может, город спас, когда выгнал зверя на площадь, в зону обстрела метателя. Филип не помнил, кто, но в юности ему сказали как-то: откладывать деньги на случай экономического обвала — глупо. Откуда знать, что будет иметь смысл, а что так и останется цифрами, привязанными к счету, на который всем плевать. Вот что точно будет в цене, так это бухло и пули, никак не деньги. Когда приходит апокалипсис, бухло и пули становятся единственными значимыми валютами. Они не подводят. Скоро Бете придется перейти на них.

Но тот полузабытый даритель мудростей говорил не о Бете. Он говорил о бомбардировках Земли. О миллиардах, убитых Филипом и его отцом. Что там сейчас Моисей, бродит по городу, ищет кого-нибудь, у кого хватило мозгов собрать дистиллятор? Такой человек скоро станет богатейшим жителем Беты. Пока еще кто-нибудь не научится делать пули и дистиллятор не отберет.

— Блядь, — буркнул во тьму Филип и поднялся.

Комбинезон весь в грязи, подумал Филип. Надо бы завтра отнести на реку, попробовать хоть немного отмыть. Но сейчас, надевая скользкую и липкую одежду, он сам себе казался грязным. Филип вышел на улицу. В небе сияли мириады звезд, терпкий запах разрытой на северной окраине земли стал еще гуще. Почему так, Филип не знал, как, наверное, и никто. Он сунул руки в карманы, опустил голову и побрел.

Если бы чудовища собирались прийти сегодня ночью, они давно завели бы свою песню. А он торчал бы к северу от города с факелом в руке. С Хандро, Люардом и всеми остальными. Так себе повод для ностальгии, конечно. Но по крайней мере, все были бы на одной стороне.

Может, еще придется. Только на этот раз все, наверное, пойдет немного иначе. Интересно, если Хандро опять решит рискнуть жизнью ради города, Люард попытается его остановить, как в тот раз? Трудно сказать.

Холодный ветерок обдувал щеки, а гравитации не хватало силы, чтобы суставы заныли. Там и сям по всему городу горели огоньки, местные насекомые крутились вокруг них маленькими гудящими облачками. Слышались голоса, но без всякой злости, без гнева. Люди просто болтали. Кто-то смеялся. Где-то точно занимались сексом. Человеческий шум. Город больше корабля, но не то чтобы очень намного, и Филипу поневоле казалось, он снова бродит по палубам. Еще чуть, и представишь: Бета — старый корабль колонистов, бороздящий бескрайнюю тьму. Так хоть какой-то смысл появлялся. Вся планета — просто странной конструкции корабль, что крутится в том же вакууме, в каком рос сам Филип. Жители — команда и пассажиры, чьи судьбы накрепко связаны с корабельными рециркуляторами и тягой привода. Тяготы и опасности, с которыми приходилось сталкиваться, на первый взгляд казались разными. По космосу не бродят огромные странные улыбчивые чудовища. Зато в нем летают микрометеориты, а неумолимый вакуум постоянно грозит высосать твой воздух.

Но задание всегда одно и то же. Не дай еде закончиться. Не дай воде испортиться. Не дай себе свариться в собственном отработанном тепле. Выживи. Всегда одна и та же работа. Выжить.

Пока Филип шел обратно, узел в животе слабел. Усталость рабочего дня пересилила напряжение и страх. Вот теперь можно и поспать.

Моисей лежал на койке и тихонько сопел. Филип в темноте разделся до трусов и свернулся на своей. Моисей что-то пробормотал, но тут же снова уснул. Тело Филипа наливалось тяжестью, койка давила на него снизу, будто под землей на полную тягу включился двигатель. В голове эхом разговоров на соседних палубах крутились мысли о Люарде и Хандро, Нами Ве и улыбках чудовищ. Можно не обращать внимания. Не думать о них всех. Филип закрыл глаза. Вот и хорошо, вот пусть так и идет. Даже легкому покусыванию голода не удалось отогнать сон.

Филип уснул, и впервые за десять с лишним лет увидел во сне отца.

— Мы их нашли.

— Кого?

— Этих говнюков огромных. Чудовищ, — ответил Камерон на вопрос Джексон. Парень буквально подпрыгивал от восторга.

Взгляд Джексон упал на Филипа, в нем ясно читалось: «Можешь поработать один, пока я разберусь?» Филип вытер пот со лба и кивнул в том смысле, что, мол, да, могу.

Начальник с кряхтением поднялся. Пищевой синтезатор, который вчера разбирали, сегодня собирали обратно. Почти половину вынутых было из стоек цилиндров теперь вернули на место, и половину из них уже подключили. Собирать дольше, чем разбирать. Причем это очень многого касается, подумал Филип.