Мой долг

«Такие же солёные и мягкие».

Прижавшись к ней чреслами, Эймонд вдавливал себя в неё. Скользнул языком по плотно сжатым зубам. Но, вместо того чтобы обмякнуть и отдать ему себя, сестра начала трястись, словно в преддверии приступа падучей. Опустив её лицо, Эймонд нежно погладил её по волосам.

— Тшш, Хел. Просто доверься мне, — жарко прошептал Эймонд, пытаясь поймать её взгляд. — Со мной тебе понравится. Обещаю.

Она замерла и посмотрела на него. Но без страсти. Лишь с ужасом и болью.

— Ты обещал, Эйм, — прошептала девушка, сжимаясь ещё больше. — Что ты останешься моим младшим братом, помнишь? Ты обещал!

Последние слова она крикнула. Громко. По спине невольно пробежал холодок осознания. Но он не готов был отступить. Признать поражение. Так же стремительно, как его охватило желание, на смену ему устремилась выжигающая злоба и ревность.

Он опёрся руками в дверь, по бокам от её головы. Отстранился.

— Эйгон, да? Его ты хочешь? Пришла плакаться ко мне, что муж не явился к тебе на супружеское ложе. Какая досада! И чего ты хочешь? Чтобы я посочувствовал тебе? Пошёл в город, вытащил его из-под шлюхи и положил на тебя?

— Эйм, — руки сестры дёрнулись, но она не решилась прикоснуться к нему. — Я лишь хочу уйти. Прости меня… Я ошиблась. Не стоило мне…

— Просить меня о таком? Да, не стоило! — сам того не осознавая, сорвался на крик он. — Ведь ты знаешь, что я люблю тебя!

Глаза сестры открылись так широко, что стали походить на два озера. Но это было не изумление — что-то иное.

— Я знала. Но думала, что ты… как брат.

— Нет, не как брат, — прошептал он, приблизив своё лицо к её. — Уже давно я люблю тебя иначе. И ты это знаешь. Просто не хочешь признаться в том даже самой себе.

Он прикоснулся лбом к её, совсем как в детстве. Голос Эймонда зазвучал с надрывом:

— Матушка следит за мной, как за преступником, едва я приближаюсь к тебе! Будто моё чувство — это что-то постыдное и запретное. Да, ты моя сестра, но ведь мы Драконы, Хел. Что нам эти земные законы? Нас в праве судить лишь небо!

Хелейна молчала. Выставив руки, она замерла, словно обороняясь от нападения опасного зверя. Эймонда это злило. Неужели она не слышит его?!

— Тебе ведь всё равно, что я чувствую, да, Хел? Поэтому ты и пришла, — Эймонд жадно, почти одержимо всматривался в лицо сестры. Но Хелейна избегала этого взгляда.

«Пренебрегает мной? Потому что я… не Эйгон?»

— Тогда иди к мужу! Скоро чувство долга возобладает, и он полезет на тебя.

Принц буквально выплюнул эти слова ей в лицо. И впервые увидел, как на нём проскользнуло то, что можно было называть злостью. Сначала Эймонду даже показалось, что он ошибся, но нет: Хелейна посмотрела на него холодно.

— Ты, — выдохнула она. — Ты сам попросил меня держаться с достоинством и исполнять свой долг перед семьёй! А я лишь хотела, чтобы ты забрал меня в небо!

Онемев, он смотрел на неё, не веря, что это говорит его Хел. Принцесса, подняв руку, яростно утёрла нос.

— Даже после того, как произнесла клятвы в септе. Даже когда мать отвела меня в спальню. И когда Эйгон явился… Я ждала, что ты придёшь и остановишь всё это. Но ты… не пришёл!

«Да, я просил… Хел, — согласился принц. — И не пришёл».

Эймонд отшатнулся. И прежде чем он опомнился, сестра открыла дверь и убежала.

* * *

Не прошло и трёх месяцев, как Эймонд узнал, что она снова понесла. От Эйгона. Его нового племянника сестра назвала Мейлором. Когда Эймонд увидел Хелейну с младенцем на руках, то лишь принёс ей сухие официальные поздравления. Но, склонившись, чтобы запечатлеть на её лбу братский поцелуй, услышал единственное:

— Забудем.

— Забудем, — согласился он.

* * *

Тот суд был воистину знаменательным событием. Шлюха с Драконьего Камня должна была упасть и более не подняться. Эймонд ждал этого и жадно всматривался в нелепое ответвление их семейства и виновника всего представления — Люцериса, что по недосмотру людей носил фамильное имя Веларион и по воле богов — морду почившего Стронга. Мальчишка выглядел… мальчишкой. А ведь народная молва гласит, что бастарды растут куда быстрее законных детей. Очередная ложь. Трясущийся от страха щенок был примечателен лишь тем, что отчего-то хранил на «костоломной» роже глаз, который принадлежал ему, Эймонду!

Это злило! Едва ли не больше скрипа открываемой двери. Он повернулся вместе со всеми на этот звук. В тронный зал вошёл каким-то чудом ещё не сгнивший старик. Мать пошатнулась, а лицо деда вытянулось подобно маяку на знамёнах его дома.

Эймонд смотрел на ковыляющий полутруп и понимал, что не чувствует ничего, кроме брезгливости и досады от того, что сегодня шлюха, судя по всему, избежит участи улететь в канаву вместе со своими бастардами.

Король, что уронил свою корону — ничтожное зрелище. Эймонд едва удержал бесстрастное лицо, но увидел, как Хелейна шагнула вперёд. Она стояла тут… Рядом с ним и позади мужа. Мать незаметно схватила её за рукав, придержав.

— Папе нужно помочь, — прошептала сестра, пытаясь освободиться.

Эймонд повернулся к ней, взирая с непониманием. А потом вспомнил, что у сестры и правда доброе сердце. На миг укол стыда напомнил ему, что хотя бы перед ней он должен показывать, что у него оно тоже есть. Пусть и обратившееся в камень, словно драконье яйцо, лишённое тепла.

— Ему уже помогают, — прошептала мать, и тогда Эймонд вновь увидел его — ещё одного своего должника — дядюшку Деймона. Вот только его долг висел на поясе в ножнах.

И когда Деймон снёс голову Веймонда Велариона, юноша видел лишь этот валирийский меч — Тёмную Сестру. Но принц оценил и удар, точный и мощный. Дядюшка всё ещё был силён. Вот только Эймонд уже победил в честном поединке сира Кристона Коля. А наставник некогда без особого труда спешивал Порочного Принца на турнирах. Именно Коль был признан сильнейшим воином Семи Королевств, а значит, теперь это право перешло к Эймонду, и дядюшка — при лучшем для себя раскладе — лишь третий.

Эймонд знал, что он моложе, быстрее и сильнее. Словно дерзкий волк, он замер в засаде, присматриваясь к каждому движению матёрого зверя, которого намеревался задрать. Лишь касание ручки сестры, повернувшейся к нему в поиске защиты, отвлекло его на время. Она уткнулась лицом в его плечо и обдавала жарким дыханием кожу даже через плотную ткань его чёрного кафтана. Пальцы впивались в него. Мать обняла её, прикрывая собой, словно наседка. И это было правильно. На долю сестры в этот день выпало немало испытаний.

* * *

— Этим ты позоришь свою жену и ваших детей, — выпрямившись, Эймонд тихо отчитывал брата, пока слуги накрывали стол для нелепого в своей сути семейного ужина. Прихоть старика, восставшего со смертного одра ради своей шлюхи-дочери. Юноша чувствовал, что его терпение на пределе. И Эйгон не нашёл времени лучше, чтобы изнасиловать очередную служанку. Более того, няню собственных детей. Проклятье! — Разве Хелейна заслужила подобное?

— Ей всё равно, — кривясь, ответил Эйгон, потирая опухшее от перепоя лицо. — Не поняла даже, что случилось. Мать уже отыскала для малышни новую няньку. Уже не такую сочную, должен признать.

— Твоя жена всё понимает, брат, — с едва сдерживаемой горечью ответил Эймонд. Вспоминая её слова, о том… что он не пришёл. — Просто Хелейна достаточно деликатна, чтобы не показать того, как ей больно. Развлекайся вне замка сколько влезет, но более ты не бросишь на неё и тени позора в этих стенах.

— А то что? — Эйгон посмотрел на него снизу вверх с дерзкой усмешкой.

— А то в следующий раз разговаривать с тобой придёт не матушка, а я.

Теперь Эйгон боялся его. Эймонд это знал. Спасовал брат и сейчас.

— Хорошо, будь по-твоему. Более я не трону в замке ни единой юбки.

Эймонд недобро скосил на брата взгляд, тот хмыкнул, прижимая пальцы к губам.

— Хорошо. И не юбки тоже. Ни служанок, ни пажей. Никого. Ты доволен?

— Этого мало. Ты попросишь у Хелейны прощения и заверишь, что подобное более не повторится.

— Это обязательно? — Эйгон скривился, словно укусив особо кислый дорнийский лимон. — Какой же ты сухарь, братец. Но хорошо, хорошо, я склоню перед её пухлыми коленками свою буйную голову и заверю в любви и верности. Кстати, я тут купил у одного браавосийца безделицу, — Эйгон полез в карман, извлекая цветастую коробочку и показывая её брату. — Ей такое нравится.

«Неужели он знает, что нравится Хел?» — укол ревности заставил Эймонда плотнее сжать челюсти, да так, что зубы скрипнули. А Эйгон не отступал; приобняв младшего брата, зашептал почти на ухо:

— Поверь, братец, я знаю, как ублажить нашу сестру так, чтобы она перестала хныкать и начала не то что постанывать — повизгивать подо мной, будто пухлый розовый поросёночек.

Пальцы хрустнули. Эймонд почувствовал, как кровавая пелена затягивает разум. По телу прошла волна недоброй дрожи, и Эйгон её тут же уловил.

— Расслабься, братец. Я всё понял, — принц хлопнул его по груди. — Выпусти пар. Я знаю, что сестрица всегда была дороже для тебя, чем для меня. Я помню. И согласен. Ты бы куда лучше, чем я, исполнил свой долг, но матушка пожелала иначе.

Ещё один хлопок в грудь привёл Эймонда в сознание. Он скосил на брата взор, со злобой припоминая тот их разговор на Дрифтмарке, когда он в последний раз смотрел на Хел двумя глазами. Эйгон дёрнул плечом.

— Была б у меня власть, я бы распорядился иначе и отдал её тебе.

Эймонд замер, пытаясь скрыть потрясение, пробежавшее по спине колючими мурашками. Но обмануть Эйгона он не смог.

— Я знаю, — скривив губы, признался принц. — Всегда знал. Как мне ведомо и то, что она была бы не против. Не дёргайся, брат, я серьёзно говорю. И не ревную её. Она ведь на меня и не смотрит. Закроет глаза и терпит. Но зато увидит тебя — и начинает петь, как пташка в клетке.

— Думай, о чём бредишь, брат, — напомнил Эймонд, возвращая власть над чувствами.

«Хел… была бы не против? Но ведь она убежала от меня… Просила остаться лишь младшим братом!»

Молчание затянулось, и Эйгон скривил лицо, будто шутовскую маску.

— Ты прав, брат, я перепил и мелю чепуху. Забудем.

«Забудем…» — горьким ядом это слово заполнило рот, и Эймонд не ответил.

* * *

Мысли терзали, не покидая голову.

«Эйгон может уступить её мне. И она будет не против… Быть может… она всё ещё ждёт, когда я заберу её в небо?»

Эймонд посмотрел на сестру ровно в тот момент, когда старший бастард Харвина Стронга пригласил её на танец. Да, Эймонд понимал, что так выродок Рейниры мстит Эйгону за едкие подколки, что тот позволил перед его наречённой — Бейлой Таргариен — но от этого злоба не становилась слабее.

А Хел не задумывалась над побуждениями племянника и просто кружилась с ним в пляске драконов. Даже Эйгон из-за этого злился, запивая досаду вином. А Эймонд…

Развернувшись, принц взирал на беззаботно смеющихся танцоров мрачно и неотрывно. Сам он никогда не кружился с ней вот так открыто и беззаботно. И знал, что не сможет этого сделать. Потому что все увидят, с какой жадностью он пожирает её взглядом.

Поднявшись, Эймонд покинул зал. Смотреть на то, как Хел так искренне и звонко смеётся перед другим, было выше его сил.