Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне

* * *

Женщина с добрыми глазами принесла в Амхерст ужин.

Крейндел смотрела, как она разбирает ящики и выгружает их содержимое на верстак: лепешки, квадратики запеченного мяса, смешанного с крупой и специями, салат из хрустящей зелени и огурцов, кофейник кофе с кардамоном. Ни одно из этих блюд не было ей знакомо, но пахли они божественно. Тоби, кажется, знал эту женщину, потому что он представил ей свою мать, и женщины пожали друг другу руки. Потом ее муж присоединился к Тоби у горна, а женщины принялись раскладывать еду по тарелкам, которые кареглазая женщина тоже принесла с собой.

Крейндел тем временем сидела в своем кресле в уголке, не зная, что ей делать. У мистера Ахмада вид был в точности такой же озадаченный.

Женщина с добрыми глазами приблизилась к ним с двумя тарелками.

– Хочешь чего-нибудь поесть? – спросила она у Крейндел по-английски с заметным акцентом.

– Да, спасибо вам большое, – ответила девочка.

Женщина протянула ей тарелку.

– Меня зовут Мариам, – сказала она. – А это мой муж, Саид.

Она махнула в сторону мужчины, который помогал Тоби у горна.

– А я Крейндел. Очень приятно с вами познакомиться.

Эти слова показались ей чужими, непривычными. Когда ей в последний раз доводилось знакомиться с таким количеством новых людей сразу?

Мариам улыбнулась и обернулась к мистеру Ахмаду с вопросительным выражением на лице.

Тот поколебался, явно чувствуя себя неуютно, потом вскинул руку.

– Нет, спасибо, – сказал он.

Мариам невозмутимо кивнула и отнесла тарелку Тоби.

Крейндел вполголоса произнесла полагающееся благословение и внимательно осмотрела лепешку. Она была пышной по краям и более тонкой в центре, с аппетитной золотистой корочкой. Крейндел оторвала кусочек и отправила его в рот. Хлеб был еще теплым, только что из печи, и под глянцевой корочкой оказался ноздреватый душистый мякиш. Крейндел не ела в своей жизни, наверное, ничего вкуснее. На глаза у нее снова навернулись слезы, она и сама не могла понять почему. Она утерла их рукавом и отправила в рот еще кусок лепешки.

Мистер Ахмад искоса наблюдал за ней с выражением, очень напоминавшим сожаление. Ни слова не говоря, Крейндел отломила кусок лепешки и протянула ему. Он откусил и с интересом начал жевать.

– Мисс Леви пекла такой же вкусный хлеб? – спросила она.

Она думала, что это совершенно невинный вопрос, но он перестал жевать и медленно посмотрел на кусок хлеба, который держал в руке.

– Я не знаю, – сказал он. – Я никогда его не пробовал.

– Правда не пробовали?

Это было очень странно. Он ведь сказал, что она много лет проработала в пекарне…

– Правда не пробовал. А она славилась своими халами. Но я ни разу их не попробовал.

Его губы свело судорогой. Внезапно он поднялся и отошел в сторону, за колонну, где его никто не мог видеть.

Тоби, который уплетал за обе щеки, оторвался от своей тарелки и с вопросительным видом посмотрел на Крейндел, потом кивнул в том направлении, куда удалился мистер Ахмад. Она торопливо замотала головой. Пожалуй, лучше было сейчас оставить его в покое. И действительно, всего через несколько минут мистер Ахмад вернулся с ведром угля. Он молча высыпал уголь в вычищенный горн и отправился за следующей порцией. Тоби закончил есть и присоединился к нему. То же самое сделали и мать Тоби, и Саид – и вскоре горн был доверху наполнен углем. Тогда мистер Ахмад снял с крючка кочергу на длинной ручке и принялся разравнивать уголь в соответствии с каким-то понятным одному ему замыслом. Заинтригованная, Крейндел отставила в сторону тарелку и подошла посмотреть вместе с остальными, как он проворными движениями разравнивает уголь. Потом он отложил кочергу и принялся озираться по сторонам, как будто что-то искал.

– Крейндел, – попросил он, – ты не могла бы принести мне вон тот таз?

Он указал на большой, веселой расцветки таз, разрисованный лимонами, который стоял на верстаке рядом с ней. В тазу оказались наломанные деревянные дощечки вроде тех, из каких делают ящики или что-то подобное. Она принесла ему таз и стала смотреть, как он складывает из дощечек поверх углей что-то вроде небольшой пирамидки.

Он вскинул глаза, и Крейндел проследила за направлением его взгляда. Тоби с Анной и Фаддулами тоже сгрудились вокруг горна, стоя на почтительном расстоянии от края и с интересом, хотя и не без некоторой опаски, глядя на него. Все не очень понимали, чего ожидать, и словно бы затаили дыхание, как будто перед тем, как произнести благословение.

Мистер Ахмад поднес руку к щепкам.

Дерево мгновенно начало потрескивать. Он подержал руку еще немного, потом убрал ее и нажал кнопку на стене у себя за спиной. Загудел вентилятор, нагнетая воздух, и по углям разбежалось пламя. В считаные мгновения вся печь занялась, распространяя вокруг тепло.

Крейндел закрыла глаза и одними губами произнесла молитвы Хавдалы об окончании субботы. Это была не настоящая церемония: у нее не было ни коробочки со специями, ни витой свечи, ни чаши с вином. Но пожалуй, именно сегодня это не имело никакого значения.

Йосселе, подумала она, я знаю, что ты где-то там. Я все равно тебя люблю. На мгновение она почувствовала вокруг холодную темную воду и ответный импульс любви и печали – а потом ощущение исчезло.

Йосселе сидел под ржавым краном в реке и думал.

Он никогда не знал – потому что этого не знала Крейндел, – что в мире могут быть такие люди. Самые обычные люди вроде Тоби, Анны и Фаддулов, которые могут узнать ее секреты и все равно принимать и понимать ее. Люди, которые могут защищать ее, если в этом возникнет необходимость, и обнимать ее, когда она будет плакать.

Его хозяйке, похоже, больше не нужно скрываться. Он, Йосселе, был отдельным от хозяйки существом – и она больше не нуждалась в големе.

Это должно было бы вызвать у него гнев. Вместо этого он испытывал одно лишь облегчение. Он мог принять за нее это решение, он мог снять с ее плеч это бремя.

Он выбрался из-под крана и снова зашагал по дну на юг, к хозяйке.

На порт опустилась ночь.

Вдоль пирсов расхаживали сторожа, освещая фонарями штабеля ящиков под навесами. Груженные тяжелыми товарными вагонами баржи бились о причалы. Стивидоры, чьи смены уже закончились, шли через Вест-стрит в таверны или несли свой недельный заработок в подсобки, где грузчики, сидя на ящиках, резались в «пьяницу».

Голем вынырнула из воды в дальнем конце грузового пирса.

Она нашла лестницу, прибитую к сваям, и поднялась наверх, убедившись предварительно, что поблизости никого нет. Перед ней высился навес для хранения грузов, оставляя сбоку узкий проход. У пирса стояли две пришвартованные баржи, волны с шелестом бились об их борта.

Она выбралась на деревянный настил и утерла мокрое лицо. Где она находится? Приглядевшись, она увидела написанные белой краской на здании терминала в конце пирса слова «Балтимор-Огайо». Значит, она где-то возле Джей-стрит. До Карлайл-стрит и Амхерста оставалось всего несколько кварталов.

Она выкрутила свой жакет, как могла, отжала юбку от грязной воды. Ботинки и чулки безнадежно испорчены: мусор, валявшийся на дне, превратил их в клочья. Она сняла их и положила на настил рядом, потом устремила взгляд на воду, гадая, где сейчас Йосселе. Надо было попытаться его удержать… А теперь ей придется сказать Крейндел, что он исчез. Они с Тоби должны были уже добраться до Амхерста.

Она встала и, нырнув в тень, попыталась обдумать возможные варианты. Она могла вернуться в воду и пройти остаток пути до Карлайл-стрит по дну, считая пирсы, но если она промахнется, то окажется в бухте, а иметь дело с тамошними течениями ей не хотелось. Может, лучше рискнуть и пойти по Вест-стрит? Время было ночное, но это не означало, что на улицах никого нет, – а она одна, вымокшая до нитки и грязная, не говоря уж о том, что босиком.

По затылку у нее забегали мурашки. Что-то приближалось – чье-то сознание, дух.

Она обернулась и увидела в небе какое-то свечение.