Если бы вас звали иначе

Доехав до стрелы-указателя, Антон бросил взгляд в сторону гостиного двора, где в холле путались в ветвях две обезьяны и утонула в болоте другая лягушка, и медленно, а потом все быстрее поехал в сторону Москвы.

Скорость существовала отдельно от времени, совершенно не принимая во внимания все эти "столько-то километров в час". Время увязло в трясине, а пространство осталось на тверди. И никто никогда не поймет, даже мама. Разве что, может быть, Олег Жаров.

Невидимая ниточка мысли немедленно протянулась от Антона к Олегу, иначе как объяснить, что тот позвонил в тот же вечер.

В простые совпадения Антон давно не верил, не все так просто устроено в мире, как может показаться иногда. Олег звал куда-то в ночное заведение. Антон поморщился, в любой другой момент он бы отказался, конечно, на подобные развлечения не было ни интереса их познать, ни времени, ни сил, ни желания. Но сейчас предложение друга было кстати.

8

... Антон обнаружил себя сидящим за столиком с бокалом коктейля. Когда-то мама говорила, что алкоголь это тоже трясина. Но рядом Друг. Настоящий. Спасет. Не так, как Макс, а от души, потому что хочет спасти...

Нет, Антон все же не стал говорить о том, что хотел столкнуть Макса в болото, тем более, это было секундное помутнение, ну его в болото, но подробно доложил, что с детства в неоплатном перед Максом долгу, что когда-то тот выручил его еще в школе (как именно, Антон не стал уточнять), но во всех деталях рассказал, как тянулся за лягушкой и свалился в болото.

- Тоже мне, Иван Царевич! - расхохотался Олег. - На фиг тебе сдалась эта лягушка?

- Не знаю, - солгал Антон, - глаза красивые очень.

- А, - подмигнул Антон, - хотел, чтобы стала царевной, а поцеловать не успел. Ушла в трясину красавица.

- Целовать царевен - это по твоей части, - не остался в долгу Антон.

- Судьба - изощренная стерва, - философствовал пьяный Олег. - Ни за что не позволит отплатить той же монетой, зато потребует благородства в чем-то другом. Ведь как было бы просто, если бы тонул не ты, а Макс, а ты протянул ему руку. И все! Ты уже не должник. Никто никому ничего не должен.

А так, получается, Макс Орлов вроде как твой персональный ангел-хранитель. Мне он, кстати, тоже никогда не нравился. Показушник он, твой Орлов.

- Да почему же он мой? - пьяно рассмеялся Антон.

- Ничего ты ему не должен, - подытожил Олег. - Тоже мне спасатель! Не оградил болото на своем участке, что по сути вообще расценивается как преступная халатность. Еще и на камень посадил приманку-лягушку. А если бы ее хотел взять не ты, а какой-нибудь ребенок?

- Чужое брать нехорошо, и даже ребенку, - заступился вдруг за Макса Антон.

- А если ребенок совсем еще кроха и не знает, что лягушка на камне - чужое, и что вообще она неживая.

- Не знает, - согласился Антон.

- То-то и оно, если бы он не создал опасность, ты бы не попал в беду, и ему не пришлось бы тебя вызволять. Получается, цепочка его поступков и привела к тому, что ему пришлось тебя спасать.

- Скажи еще, что он этого добивался, - глотнул коктейль Антон.

- Не берусь утверждать обратное. Есть люди, которым нравится чувствовать себя этакими суперменами за счет других. Как мой тесть, например. Мой бывший тесть, - поправился Олег. - Все кругом ему чем-то обязаны, а он весь такой из себя крутой перец, Большой Босс, шкаф с баблом, решает, кого казнить, кого помиловать. И ждет, что за это ему воздастся благодарностью, восхищением, не знаю, чем еще... Раздражает когда напоказ.

- Вот, - сложилась мозаика в мозгу Антона. - Напоказ и ждут, что их за это похвалят или что-то другое дадут взамен.

Макс ждет взамен, что Антон забудет Юлю и заставит ее забыть его, Антона.

Интересно, как, если Юля любит...

- Да с чего ты взял, что она тебя любит, - вклинивался во внутренний монолог кто-то другой, кому Антон был не очень-то рад, и кто в последнее время все чаще стал разговаривать голосом Макса. - Любила бы, не выбрала бы другого, - взывал к разуму беспощадный.

- Но - лягушка.

Она подарила лягушку, словно раз и навсегда обозначила стрелой увязшую во времени точку, где она, Юля, все еще мучается выбором, не зная, кого предпочесть. Так ведь бывает, когда любят сразу двоих, тем более они с Максом такие разные и каждый по своему интересен Юле (лягушка тому подтверждение), а значит, выбор не был легким и, может быть, она мучается и сейчас, хочет, чтобы рядом были оба. А Макс, конечно, не хочет. Потому завел в трясину и спас.

- Слушай, здесь что собрались одни наркоманы?

- Почему сразу наркоманы? Просто люди пришли отдохнуть. Какой-то ты, Антон... несовременный, - нашел определение помягче Олег. - Столица таких не любит.

- Послушай, - вскипел Антон, - столица сама разберется, кого она любит, а кого и не очень.

- Да уж, непостоянная... Меня она, уж точно, разлюбила.

- Москва?

- Ирка. Моя-то лягушка, представляешь, ушла от меня к шоферу. Нашему, в смысле, ее, личному водителю, дураку этому. Я ведь тебя хорошо понимаю, у меня с тестем почти такая же история. Он мне все - квартиру, машину и дочь. И должность, и всю Москву впридачу. А мне все время так и казалось, что он заглядывает мне в глаза и так и хочет спросить "чем же ты, собака, отдавать мне будешь?" И теперь, когда эта семейка так со мной поступила, мне, представь себе, с одной стороны, да, обидно, а с другой - все, тестюшка, я больше тебе не должник. Капай на мозги другому, шоферу этому. Дура все-таки Ирка, могла бы и получше найти, не так бы было обидно... Я ж ее, дуру, и правда, любил, а этому не она нужна, а машина, квартира, Москва...

- Откуда ты знаешь? Шоферы тоже всякие бывают...

- Это да, но на этого достаточно раз взглянуть, чтобы все понять. Типичный Иван Царевич, глазки такие наивненькие.

- Точнее, Иванушка Дурачок, - поправил друга Антон.

- Это я и собирался сказать.

- Царевны любят дураков, а дуракам всегда везет, - подытожил Антон.

- Точно. За это стоит выпить.

- За что? За дураков?

- Нет, за то, чтобы нам, умным, везло еще больше, чем всяким емелям.

- Нет, пить я больше не могу, - простонал Антон.

- Да что ты как баба? - разозлился Олег. - Чтобы я еще куда с тобой пошел!

- Я и сам с тобой больше никуда не пойду, - икнув, заверил Антон и вывалился в двери.

9

Дома на рабочем столе Антона поселилась лягушка с глазами, как у Юленьки.

Иногда он даже подмигивал ей в те дни, когда ему особенно везло, а везло ему во всем - и в работе, и в любви, точнее, шансов влюбиться было много.

В офисе секретарша так и ходит вокруг, как лиса вокруг кувшина с молоком. Прямо сказать "отвяжись", обидеть девушку Антон не мог. Да и вроде нравится, симпатичная, но почему-то хочется послать ее в болото, чтобы не отвлекала от главного.

А главное было доказать лягушке, точнее, Юле, что...

Что - Антон и сам толком уже не знал...

То, что он сильный, наверное...

Понятие силы у каждого свое. Для Макса - защитить слабого, не зависимо от того, хочет ли этот слабый его защиты.

Для Олега - красиво поиграть мускулами, накаченными в тренажерном зале.

А мама всегда говорила, что быть сильным, значит, остаться человеком при любых обстоятельствах.

Быть сильным - значит разлюбить Юлю. Или просто уйти из ее жизни, не пытаться ничего доказывать Максу и тем более ни в коем случае не попадаться ему на глаза, иначе, чего доброго, снова спасет.

Но Юля подарила лягушку. Интересно, зачем?

Во рту стрела, стрела летела в будущее, а попала в болото.

Макс и сам чувствовал себя порой слабым лягушонком, карьера, жизнь летит стрелой, а чувства завязли в болоте.

Антон не знал, кто из них больше завладел его мыслями - Юля или Макс.

Последний так глубоко вошел в его сознание и подсознание, что иногда он видел себя во сне Максом.

Сюжет у сновидения каждый раз был один и тот же. Он, Макс, протягивает руку ему, Антону, нелепо угодившему в болото.

Иногда в этом сне фигурировала и Юля.

Каждый раз Антон просыпался от страха, что не сможет, не успеет спасти, а потом с облегчением вспоминал, что он Антон и есть.

Антон даже заметил закономерность. Увидеть Макса во сне - к повышению зарплаты, продвижению по службе или как минимум похвале от начальства.

А Юля... Юлю Антон редко видел во сне, и каждый раз это было что-то неосязаемое, неуловимое, как отражение в мутной воде.

И каждый раз после такого сна Антон задумчиво пил кофе, пытаясь снова и снова почувствовать, но уже в реальности, каково это - быть Максом Орловым, старался усилием воли воссоздать в своем теле силу, исходящую от друга-врага, словно совершал какой-то индейский обряд. Но почему-то мог вспомнить только страх. Страх за него, за Антона.

Как бы то ни было, Антон старался не думать о Юле.

Пару раз порывался даже выбросить лягушку, но она смотрела так жалобно любимыми глазами, протягивая стрелу, что Антон оставлял царевну в коже квакши на месте.

Он даже обратился к психологу по подсказке того же Олега. Но седовласый профессор глубокомысленно изрек:

- Чаще всего ко мне обращаются с несчастной любовью, но именно здесь, по моему глубокому убеждению, психология бессильна, а если кто-то и берется лечить несчастную любовь, как любую другую зависимость, советует заняться делом. Вы, я так понимаю, молодой человек, итак заняты делом... И даже если вы станете трудоголиком или алкоголиком, одна зависимость не вытеснит другую, как это часто бывает в случае с другими зависимостями.

Олег только развел руками. Семейный психолог всем всегда помогал, точнее, психолог его бывшей семьи...

Тем не менее из всего скупо сказанного профессором одна мысль показалась Антону здравой. Вытеснить одну зависимость другой.

Он и сам, пусть неосознанно, шел уже по этому пути. И путь этот вел наверх, только наверх, никуда не сворачивая, как бы ни манили стрелы-указатели свернуть по горизонтали.

Наваждение постепенно отступало. Только лягушка на столе все еще напоминала о нем.

Антон привык к ней, как привыкают к домашнему животному.

Как кошка, лягушка чувствовала себя здесь хозяйкой квартиры.

10

Москва расставила все по местам. Вдали от Макса и Юли дышалось и думалось легче. Лягушка незаметно переместилась со стола на шкаф и смотрела оттуда с укором.

Седовласый профессор оказался не прав: одна зависимость постепенно вытесняла другую. С таким же самозабвением, как раньше в мысли о Юле, Антон погружался в работу.

Карьера заметила ему любовь.

Домой Антон ездил все реже, разве что когда требовалось помочь матери.

Просьбы начинались всегда с одной и той же фразы: "Извини, сынок, понимаю, что отрываю тебя от важных дел, но..." Далее следовала собственно просьба.

"Да, конечно, приеду, мама", - обещал Антон и при первом же удобном случае мчался домой. На поезде. На самолете. На чем угодно, только не на автомобиле, как будто боялся, что не выдержит однажды, снова свернет в болото.