Карантин

Размышляя об этом, Вершитель поднялся из обширного, крытого дорогим коричневым велюром кресла и подошел к огромному окну с видом на внутридворцовый парк, вылизанный и выстриженный на манер английских, с обширной зеленой лужайкой, куртинами стелющегося густого темнолистого кустарника и отдельно стоящими каштанами с женственно округлыми кронами. Вершитель с раздражением отметил на периферии своего зрения огненный зигзаг. В моменты волнения, усталости или недосыпа последнее время стала возникать эта огненная змейка. Чаще она присутствовала именно на периферии, но иногда застила глаза. Вершитель по опыту знал, что лучше всего в такие моменты полчаса отдыха с закрытыми глазами, по истечении которых змейка истончалась, бледнела, а потом и пропадала вовсе. Впрочем, размышлениям змейка не очень мешала. Поэтому Вершитель вернулся к креслу, удобно сел в него и закрыл глаза.

Итак, недовольная Европа… впрочем, Европа не столько требовала, сколько настоятельно рекомендовала и при этом выделяла немало денег, которые должны были подпитывать стремление властей республики покончить с этой гадостью. Деньги исправно поступали в страну, полиция спорадически проводила вялые операции с показательным итоговым сожжением пары-тройки десятков килограммов опийного сырья. А также заодно и уничтожением посевов индийской конопли.

Но паритет все равно сохранялся. Потому что главные заправилы этого бизнеса знали о сроках проведения полицейских операций задолго до их начала, раньше многих полицейских начальников. Они просто потихоньку сдавали своих конкурентов, отстегивали некую дань наверх и постоянно наращивали поставки зелья за рубеж.

Впрочем, давление извне нарастало. И объем, и качество проведенных мероприятий уже не удовлетворяли еврочиновников. Европейские структуры, которым тоже надо было показать горячее стремление задавить в корне пагубную страсть человечества к различным видам зелья для затуманивания мозгов, создало бюро по борьбе с наркотрафиком, филиал которого посадило в Заргаре. Власти Оркистана с большим воодушевлением приняли эту инициативу, выделили под филиал небольшое старинное здание в самом фешенебельном районе столицы и даже выделили охрану в виде нескольких смен местных полицейских. Но при этом опека и забота властей была столь назойливой и плотной, что правдивая информация вряд ли могла просочиться за надежные стены небольшого особняка, построенного в конце девятнадцатого века на тихой тенистой улице ныне имени Первого июня — Дня независимости Оркистана. Сотрудники бюро, может быть, и хотели бы докладывать в Брюссель, где находился головной офис, точную и хорошо проверенную информацию об истинном положении дел, но в условиях тотальной негласной информационной блокады, вынуждены были коротать время за составлением отписок и изложением слухов и собственных домыслов. По правде сказать, если бы Европа знала об истинном положении, она должна была бы срочно снаряжать экспедиционный корпус для того, чтобы раз и навсегда покончить с потоком наркоты из Оркистана. Но, во-первых, бюро не могло иметь полной и достоверной информации, потому что официально изымалась из оборота вряд ли десятая часть всего оркистанского героина. Аналитики, конечно, имели достаточно полное представление о состоянии дел и примерном количестве наркотиков, поступающих в Европу стараниями оркистанских наркобаронов. Но для принятия решений в Европарламенте этого было недостаточно. Впрочем, последнее время деньги на борьбу с наркобизнесом выделялись с большим скрипом. Более того, богатая Европа стала даже без особой шумихи сокращать инвестиции в республику, пытаясь таким образом подвинуть власти республики к более решительной борьбе с наркотиками. Что, без сомнения, ущемляло интересы многочисленного клана Вершителя и его прихлебал, которые хотели бы получать халяву сразу из двух источников: от наркобаронов и от бюро по борьбе с ними, а также отщипывать немалые куски от иностранных инвестиций.

Эта эпидемия разразилась очень кстати. В голове Вершителя стала вырисовываться некая интересная многообещающая комбинация. Под видом широкомасштабной операции против наркомафии, заблокировать весь этот горный район. Народ там большей частью очень скоро перемрет сам собой от этой непонятной болезни. Эпидемия прекратится тоже сама собой, без больших материальных и финансовых затрат на медицину и медикаменты. Помимо этого поток наркотиков резко сократится. Европа будет довольна. Можно будет рассчитывать на новые инвестиции.

Но более всего, к такому плану борьбы с эпидемией Вершителя подвигло его отношение к Ущелью. Вершитель привык мыслить глобально. Может быть, это смешно, но государство, возглавляемое им, он ощущал почти как свое тело. А маленькое и вроде бы малозаметное Ущелье уже не первый год доставляло ему неприятные ощущения. А теперь на эти неприятные ощущения наслоилась еще и нешуточная боль. Ущелье давно, как расколотый зуб, ныло и цепляло щеку. И, оказывается, в месте раскола зрела инфекция, которая исподволь разрушала ткань зуба. И теперь болезнь затронула и нерв. Все это побуждало Вершителя склониться к хирургическому решению проблемы. Надо сказать, Вершитель плохо переносил физическую боль.

Что же касается наркобаронов, то он и перед ними чист. Ведь с эпидемией надо бороться. Они же сами и одобрят чрезвычайные меры.

* * *

В тот же вечер молодой и ретивый министр обороны разразился серией коротких энергичных директив, которые были разосланы в гарнизоны и близлежащие к ущелью воинские части. В ближайшее время несколько полков и сопутствующих частей должны были выдвинуться в район эпидемии. В то же время руководство главного санитарного управления получило сверхсекретное распоряжение, суть которого состояла в том, что эпидемиологи должны были работать по периметру карантинной зоны, проводя профилактические мероприятия, при этом ни в коем случае не переходя границ зоны.

* * *

Полковник был тот еще волк. Немногословный, угрюмый, он много таил в себе. По молодости он был азартней и шире в улыбке. Но жизнь его учила. При этом эмоции выплескивались наружу, что в бывшей Красной Армии не поощрялось. Приходилось давить их — эмоции — в себе. Имела место, также, жесточайшая личная драма. Кончилось душевным коллапсом. Теперь внутри были зола и пыль вперемешку с внутренними перегородками. Как в подводной лодке, где под водой случился взрыв, деформировавший и спаливший все внутренности. Но саму лодку, ее обшивку не разорвало. И мертвая субмарина легла на дно.

Когда-то он подавал большие надежды. Доблестный служака. Был отмечен в Афганистане. Симпатичный послужной список пресекся в точке подавления кровавой смуты на одной из национальных окраин империи зла, где он действовал так же, примерно, как в окрестностях Кандагара. Впрочем, суда над ним не было. Гигантская полумертвая коммунистическая цивилизация рассыпалась и гибла, хороня под своими обломками своих же доблестных янычар. Он на некоторое время покинул ряды несокрушимой и легендарной. Чтобы через пару лет прибиться к одному из ничтожных ее осколков, на которые вместе с империей развалилась бывшая РККА. То есть в армии ныне суверенной республики Оркистан. Здесь он прочно завис в должности комполка одной из пяти дивизий, составлявших эту армию. До отставки и жалкой пенсии оставалась пара лет. Надежд не было никаких.

Служил полковник равнодушно. Его смешили выпускники военных училищ республики. Уровнем подготовки и интеллекта. Маленькая армия пока держалась на таких, как он, старых служаках. Старое изношенное оружие в неумелых руках что-то значит только в определенных условиях.

И в таких условиях разведроту дивизии с подчинением непосредственно полковнику Луневу, возглавил капитан Насимов. Насимову было только двадцать пять, усугубленных в глазах старого волка Лунева высшей наградой республики.

Капитан сильно выбивался из образа молодого офицера республики. Он был из племени воинов. Дерзкий, решительный, умный. Что сильно корежило Лунева, выработавшего собственную модель военнослужения Родине. Командовать прочими офицерами полка он умел. Но выбивавшийся из привычной схемы Насимов, стал для него головной болью. Просто придушить молодого и ретивого ничего не стоило в условиях принципа единоначалия. Это, если бы за плечами лихого капитана незримо не реяла тень Вершителя, в свое время — время подавления вооруженного мятежа — имевшего возможность убедиться в особых дарованиях капитана. Насимов действовал в смутной и опасной обстановке столь стремительно, умело и дерзко, что единолично со своей тогда обычной пехотной ротой обеспечил решительную победу правительственных войск. Вершителя почти до слез умилила преданность рядового капитана и, поскольку республике нужны были свои герои, Насимов удостоился невиданных никем доселе почестей. По правде сказать, и мятежей в государстве, образовавшемся всего-то несколько лет назад, не было. При этом он остался капитаном и по-прежнему командовал ротой. Впрочем, роту переименовали в разведывательную, с особым статусом и правом для командира — отбирать любого приглянувшегося ему бойца. Насимов этим правом пользовался без зазрения совести и сумел создать по-своему уникальное подразделение. Элитное, прекрасно обученное, словом, образцово-показательное. Это обстоятельство особенно удручало и злило полковника Лунева. Поэтому подставлять и исподтишка пинать командира разведроты стало одним и пунктов жизненной программы Лунева.

Командир 11-го полка получил приказ из штаба дивизии о выдвижении подопечной части в район горного ущелья Карадаг, которое в просторечии еще называлось Ущельем Трех Кишлаков. В директиве указывались границы зоны, куда должен был выдвинуться полк. А также меры эпидемиологической безопасности. Негласно адъютант комдива описал ему вкратце ситуацию. Верней, ту часть ее, которая была известна ему. Действовать надо было немедленно.

Комполка в свою очередь собрал всех своих офицеров и, не вдаваясь в подробности и, тем более умолчав об откровениях адъютанта, расписал задачу каждого подразделения. Ставя задачу разведроте, всегда пунктуальный, точный и грамотный полковник Лунев допустил ошибку: разведрота получила приказ выдвинуться в точку, координаты которой были километров на двадцать перенесены вглубь карантинной зоны. Начальник штаба у Лунева обладал всеми признаками офицера новой формации, то есть явные недочеты в уровне IQ и подготовки. Поэтому, когда комполка устно, скороговоркой, назвал Насимову место дислокации его подразделения, начштаба спокойно воспринял эту информацию. Насимов же не знал ничего о положении дел в Ущелье и воспринял приказ нормально и, откозыряв, отбыл в место расположения роты, справедливо полагая, что перед разведротой, как всегда, ставятся особые задачи. Капитан в момент получения приказа не подозревал, какую подляну подкладывает ему комполка, ибо не знал истинной картины событий. Для него это было фазой войсковых учений, ради которой он срочно покинул свой дом и прелестную молоденькую жену Ольгу. И, получив приказ, Насимов покинул штаб, наскоро заскочив домой, поцеловал теплую сонную Ольгу, по случаю жаркой летней ночи спавшую совершенно голой, да еще и поверх легкого одеяла. Немного посомневался, стоит ли завершать то, что прервал внезапный звонок из штаба полка, а именно: страстное соитие с нежными стонами и скрипом старой деревянной кровати, но ограничился легким поцелуем в теплое хрупкое плечо и отбыл в расположение разведроты, уже поднятой по тревоге и готовой выдвинуться в горы. Нам не известно, жалел ли он впоследствии о том, что не решился нарушить сон супруги и лихим кавалерийским наскоком не завершил столь многообещающе начавшуюся ночь.