Карантин

Беркут примечал и какие-то менее общие закономерности в людской суете. Например, он знал, что сегодня, автомобиль синего цвета — "жигуленок"-шестерка — до полудня выедет из ворот большого дома в центре самого большого кишлака и поедет по дороге вниз к выходу из Ущелья. А завтра утром та же "шестерка" проследует по дороге обратно. Это происходило с железной регулярностью: день отдыха, потом "шестерка" опять уезжает, а на следующий день возвращается назад, всегда примерно в одно и то же время. Впрочем, беркут только фиксировал некий факт в своем птичьем мозгу, мало интересуясь причинами подобных закономерностей. Отъездов и приездов. Как, впрочем, и других закономерностей в жизнедеятельности двуногих, прямоходящих.

Беркут не чувствовал, что люди его в чем-либо превосходят, а, следовательно, был лишен комплекса неполноценности. А из этого вытекало, что беркут не склонен был копаться в причинах, побуждающих людей действовать так, а не иначе. И ему не было дела до того, что курьер от Бури с очередной партией героина неплохого качества отправлялся в столицу, где распределял товар среди доверенных людей, которые в свою очередь поставляли "геру" на дискотеки, в вузы, школы и прочие места, где этот товар имел повышенный спрос. У Бури была в столице своя весьма разветвленная сеть, занимавшаяся мелкооптовой и розничной торговлей зелья. Был главный диспетчер, к которому стекалась вся оперативная информация о наличии товара в той, или иной точке, а кроме того информация о полицейских телодвижениях или о текущих планах отдела по борьбе с оборотом наркотиков местного МВД.

Диспетчер обрабатывал всю эту информацию, потом созванивался с ведущим одной из крупнейших радиостанций столицы, ежевечерне выходящим в эфир с получасовой развлекательно-информационной передачей. И каждый вечер, в девять часов тысячи наркоманов города жадно ловили в эфире позывные очень популярного ведущего Паши Ицкова, с тем, чтобы узнать, где сегодня можно раздобыть дозу, в какой расфасовке и по какой цене, и где сегодня лучше не появляться в виду повышенной полицейской активности. В определенной части своего эфира Паша говорил определенный текст, называя определенные места и цифры. Что со стороны выглядело, как обычный треп ведущего. Но в его словах была зашифрована вся необходимая для наркомана информация.

И уж совсем большой тайной, недоступной птичьим мозгам, было то, что передачу Паши Ицкова, как и самого ведущего, щедро финансировал через подставных лиц Бури. Последний не без оснований гордился тем, как он наладил сбыт наркотиков внутри республики. И гордиться было чем. Система работала, как часы. Это давало Бури основание ощущать себя творцом, почти богом, от которого в его системе зависело все. Экспорт героина за границу давал многократно больший барыш. Но поставки за рубежи, принося сумасшедшую прибыль, не давали такого удовлетворения творческой натуре Бури, превратившись в некое рутинное мероприятие. Наладить свою систему в зарубежье было бы безумием. Там имели место другие правила игры и другие игроки. В республике Бури смог внедриться в этот бизнес. Правда, не обошлось без подстав и больших взяток. Но все обошлось без драматических разборок со стрельбой и погонями. Сначала Бури решил проблемы в Ущелье. Наладил производство готового продукта, причем, сразу вложил большие средства в возможность мгновенно нарастить объемы, зная, что его производство безумно рентабельно и рынок буквально бездонный. Потом он кропотливо стал наращивать и расширять связи в столице. Он все хорошо распланировал и однажды заполонил столицу и ее окрестности своим товаром. Одновременно, втихую, устранялись конкуренты. В общем, в своем деле Бури стал Наполеоном. И очень скоро утвердился, как самый крупный, надежный и ответственный производитель героина в республике.

Впрочем, вернемся к нашему беркуту. Самое время, кстати. Потому что именно в это время в размеренной жизнедеятельности людей наступили резкие и, очень обеспокоившие беркута, перемены. Внизу, в Ущелье, в одночасье рухнул привычный миропорядок. Никто больше не выходил в поля на привычные работы. В поведении людей появилась нервозность, страх и беспорядок. Порядок сменился хаосом. Беркут не мог не отметить и появление большого количества однообразно одетых людей вокруг своего царства. В их действиях напротив присутствовал железный распорядок и целеустремленность.

С высоты своего полета беркут наблюдал толпу людей, гусеницей ползущую к выходу из Ущелья. Эта толпа заинтересовала птицу своей необычностью. За всю свою жизнь беркут ничего подобного не видел. Поэтому он завис над этой медленно ползущей гусеницей, неподвижно распластав свои крылья. Здесь на выходе из Ущелья господствовали постоянные восходящие потоки и беркуту не составляло труда почти неподвижно висеть в воздухе. Впрочем, все происходящее внизу внесло еще большую смуту в обеспокоенные птичьи мозги. Когда загремели первые залпы, многократно отраженные скалами, крылья беркута дрогнули и он чуть было не потерял теплого постоянного и такого уютного воздушного потока. А когда заревели "шилки", беркут в панике резко взмахнул крыльями, стремительно забираясь все выше, на более безопасное расстояние. Происходящее внизу настолько выбило беркута из колеи, что он очень скоро покинул это место, предоставив людям самим разбираться в своих проблемах.

С этого момента в жизни беркута стало появляться все больше поводов для беспокойства. Особенно его злили и в то же время пугали громадные, очень шумные и вонючие винтокрылые машины. Вертолеты, особенно в первое время, практически ежедневно утюжили воздух над Ущельем, совершенно не считаясь с правами беркута.

Он вынужден был изменить высоту своих парений, чтобы уже оттуда с относительно безопасной высоты в бессильной злобе наблюдать, как эти механизмы бесцеремонно хозяйничают в его владениях. Несколько раз он наблюдал, как в Ущелье залетают другие, более стремительные и страшные машины. Фронтовые штурмовики с громом пронзали пространство и с пугающей птицу скоростью проносились по Ущелью, обгоняя, казалось, собственные тени.

Все это, а еще и то, что люди на земле больше не занимались привычными для себя и беркута делами, а более всего то, что в поведении их появилось все больше звериных повадок — а беркут видел, как лисы охотятся на грызунов — выбивало беркута из привычного ритма жизни.

* * *

Этот город безнадежен по утрам, когда безжалостное солнце начинает свою неумолимую работу — выжигает малейший намек на всяческий смысл. Это гигантская бетонная сковорода, на которой среди островков поникшей и обмякшей от нестерпимого жара зелени шипит, истекает соком, чадит и угорает людской фарш. К полудню все живое прячется по норам, пытаясь уберечь оплавленные мозги от окончательной гибели. Дым, копоть и пыль неподвижно висят в воздухе и миражи прохлады дрожат и тают, теряясь в мерцающем мареве среди бело-серых бетонных громад строений, площадей и дорог.

Заргар — город-нувориш. Неожиданно и стремительно обогатившись, он теперь пытается облагородить свое захолустное обличье ультрасовременными зданиями, стремится упорядочить хаос старых кварталов строгой геометрией широких автострад. Но респектабельность чужда этому южному отпрыску, пытающемуся отыскать свои корни в седой древности, чтобы добавить благородства седин в свой облик. Он так и остался странноприимным домом, вокруг которого раскинулся пестрый беспорядочный восточный базар с его вечным стремлением всучить сомнительный товар доверчивому покупателю. Представления о чести, престиже и прочих благородных химерах здесь не в чести. Здесь человек изначально попадает в иную среду, пропитанную духом угрюмого лукавства, примитивного торгашества и всеобщего разгильдяйства.

В жар и безлюдье полудня истощенному зноем ходоку мнится одно — любая емкость с прохладной водой. Даже Сахару омывает море. Но здесь, в этом чертовом пекле, только раскаленный воздух веет от мертвого моря пустынь и песчаный прибой барханов захлестывает убогие клочки земли, отвоеванной у песков. Вода здесь истощается в песках, разбазаривается в бесплодном мареве испарений, которые никогда не прольются живительным дождем. А несущим влагу циклонам ни за что не прорваться сюда. Они иссякнут задолго до того, как достигнут этих мест, иссыхая над гигантской жаровней прикаспийских степей и окончательно издохнув от свирепого адова пекла песков. Летом здесь — в самом сердце пустынь — облака это нонсенс.

Отчего люди продолжают здесь жить? Может быть, от полнейшей безнадеги и отчаяния, заложенного в генах. Могучий инстинкт заставляет жить, есть, заниматься любовью и даже пытаться мечтать о лучшем будущем.

…и только к вечеру, когда быстрые сумерки смягчают остроту зноя и размывают контуры предметов, вдруг начинает казаться, что не все так безнадежно и бессмысленно. Все еще очень жарко, но уже не донимает безжалостное солнце и нет нужды прятаться в куцей тени, которой всегда недостаточно. К ночи слегка унимается крайнее напряжение нервов и не столь велико раздражение, вызванное жарой, пылью и копотью, забивающими легкие, и скудостью тени, и абсолютным безветрием, и постоянным желанием смыть пот и испарину с кожи, и непреходящей жаждой.

И хотя тоска ожидания следущего дня убивает надежду, по вечерам все выглядит не так плохо. Именно по вечерам, когда благословенная тьма накрывает город, в эфир выходит передача передвижной радиостанции "Перекресток", которую ведет известный в столице и за ее пределами ведущий Павел Ицков.

Для начала, видимо, следует описать, что такое — радиостанция "Перекресток", расписать, так сказать, мизансцену, ибо, рассказывая о деятельности Паши, легче всего это сделать в форме пьесы.

Итак. "Перекресток" — это довольно большой автофургон, набитый радиооборудованием, который передвигается по улицам и окрестностям столицы Оркистана. Из него ведется вещание для достаточно большой аудитории слушателей. Радио "Перекресток" — это сводка мировых новостей, подаваемых в несколько глумливой Пашиной интерпретации, пестрая музыкальная подборка и некоторые новации в прямом эфире, осуществляемые Ицковым с неподражаемой лихостью и нахальством. В общем, передача Паши получалась легкой и непритязательной. И рейтинг ее был выше многих других — солидных с большим бюджетом радиостанций. Кроме того, вещание на ходу, давало возможность описывать происходящее на улицах и дорогах большого города, в том числе, рекомендации автомобилистам по части подлостей, которые учиняют для них гаишники. Водитель автофургона — пятидесятилетний Мурад обладал поистине звериным чутьем и всегда примечал дорожную полицию, притаившуюся где-нибудь под кустом с настороженным радаром. Все это тут же шло в эфир, поэтому автомобилисты всегда с охотой настраивались на волну "Перекрестка".

Но все же главной задачей передвижной радиостанции по мысли Бури, а именно он купил это радио на колесах и подарил его фактически Паше Ицкову, было информирование огромной армии наркоманов о положении дел на героиновом фронте.