Карантин

— Я думал об этом. Как только пойдем в прорыв, мы обнаружим себя. На нас обрушатся авиация и, я думаю, спецназ. И даже если мы прорвемся, куда идти? Там, за периметром все будут против нас.

— А здесь внутри у нас вроде врагов нет.

— То-то и оно. Но здесь есть и другая сторона. Чем дальше будем тянуть с прорывом, тем меньше шансов. Сейчас контроль по периметру только в стадии организации. Наш боезапас ограничен. Там на плато по вертолетам работали от души, на все деньги. Ты сам сколько выпалил?

— Один рожок и две гранаты из подствольника… да еще пара столкновений и можно начинать делать рогатки.

— Сколько у нас взрывчатки?

— Согласно штатному расписанию.

— Жора, я серьезно.

— Ну, есть еще килограммов пять тротила, шнуры, взрыватели.

— Рыбу собирался глушить? Что еще?

— Несколько противопехотных мин.

— Это еще откуда?!

— Ну, прихватил на всякий случай.

— Надо составить опись всего, что у нас есть. В общем, так, пока не решили, что делать дальше, надо обустроить замаскированный лагерь. Пока здесь. Завтра пошлем пару групп, пусть поищут запасной "аэродром". Маскироваться будем по всем правилам. Еще пара групп пусть займется провизией. В первую очередь, картошка, лук и всякое такое. Ну, и живность здесь всякая должна быть бесхозная. Но в кишлаки не входить. Не дай бог, подхватить заразу. Воду пить только кипяченую. А для кипячения брать только проточную.

— Командир, а как с людьми-то быть? Надо же разъяснить обстановку.

— Надо, — вздохнул Насимов. Посидел еще, потом встал на ноги. — Ладно. Пошли поговорим.

Пока Насимов с Дядей Жорой совещались в стороне, разведчики тоже вполголоса обсуждали свое положение. Когда подошли командиры, все выжидающе замолчали.

— В общем, так, ребята, — начал Насимов. — В общих чертах вы знаете, что происходит. Скорее всего, имеет место очень опасная эпидемия. Что это за болезнь, я не знаю. И у меня такое ощущение, что и власти тоже не знают. Во всяком случае, вокруг Ущелья установлен режим строжайшего карантина. Насколько строгого — вы сами слышали, что случилось с населением Октерека, а также с нашими товарищами. Мы оказались внутри карантинной зоны. Но отношение к нам хуже, чем к гражданскому населению. То, что сделали с нашими, а также вертолетная атака на нас, не оставляют места сомнениям. В этой ситуации мы вне армии. Более того, к нам относятся, как к опасному врагу, поэтому нас и дальше будут пытаться уничтожить. Поэтому я могу сказать только одно: поскольку нас поставили вне закона, хотя никакой вины за нами нет, то мы свободны от присяги и всяких обязательств. Государство враждебно к нам. Значит, мы враждебны государству. Наша задача попытаться выжить.

— Командир, это значит, что мы уже не солдаты? — громко спросил Демин.

— Погоди, не перебивай. Я как раз подошел к этому, — ответил Насимов. — Да, мы больше не служим этому государству. Оно от нас отказалось. Более того, предало нас. Поэтому мы теперь — свободные люди.

Народ зашевелился. Поднялся негромкий ропот.

— Значит, я могу сейчас встать и уйти, — опять спросил Демин.

— Да. Это твое право. Но прежде я хочу сказать вот что. Отныне вы — не солдаты, а я вам не командир. И каждый может поступать так, как он считает нужным. Но вся беда в том, что идти нам некуда. Мы все свободны в пределах этого Ущелья, внутри карантинной зоны. Я теперь никого не вправе заставить что-то делать. Но вы можете решить: спасаться поодиночке, или держаться вместе. Мне лично кажется, что вместе нам будет легче выжить.

Опять началось шевеление, разговоры вполголоса.

— Это все правильно. Всем вместе будет легче. Но даже вместе что нам делать дальше?! — это заговорил Губайдуллин — спокойный, даже слегка угрюмый разведчик из старослужащих. Насимов вспомнил, как тот попал в роту. Губайдуллин тоже участвовал в том бою, за который Насимова обвешали наградами. Он был единственным бойцом соседней роты, которая должна была держать позиции рядом, который не побежал, поддавшись общей панике, под ударом отряда оппозиции. Он остался в своем окопчике, хладнокровно и на выбор расстреливая врага. Впрочем, он, конечно, не удержал бы один позиций, если бы не Насимов со своими бойцами. Они с ходу включились в рукопашную и отбили Губайдуллина, на которого насело сразу три человека, заодно отбили и позиции, практически уже сданные противнику.

— Давайте делать все по очереди. Для начала решим вот что: капитан сказал, что он нам больше не командир, — веско начал Дядя Жора и все немедленно замолчали. Авторитета прапорщику хватало с лихвой. — Но я для себя решил так. Я остаюсь с ним и буду подчиняться ему, потому что должен быть старшой. Иначе это анархия и бардак. Чтобы этого не было, нам все равно нужен командир. И я для себя выбираю капитана Насимова.

— Я согласен, — сказал Демин.

— Без вопросов, — сказал Губайдуллин.

— Согласны, согласны, — послышалось с разных сторон.

— Других мнений нет? — спросил Насимов. — Если нет, то я хочу сказать следующее: если вы выбираете меня старшим, я согласен, но в этом случае никаких послаблений не должно быть. Дисциплина остается дисциплиной. перед нами стоит задача выжить. Значит, это для меня главная задача. И я все буду делать для того, чтобы выполнить эту задачу. Мои приказы должны выполняться беспрекословно. Решайте.

— Командир, я уверен, — это встал Губайдуллин, — Сидящие здесь думают примерно так же, как и я. Вы наш командир. Но что делать дальше?

— Это мы будем решать вместе. Ясно одно: из Ущелья нас не выпустят. Нас решено уничтожить. Значит, нас будут искать. Мы можем спрятаться здесь. Но это не значит, что мы здесь пересидим всех. Нам это не позволят сделать.

— Командир, а если попробовать прорваться за периметр?

— Мы с прапорщиком обсуждали это. Шансов прорваться мало. И прорвавшись из Ущелья, мы все равно будем вне закона. Нас уже приговорили.

— А если прорываться на север, к границе?

— А там еще прорываться и через границу другого государства? Кроме того, я думаю, это направление будет особенно строго охраняться.

* * *

Летом, после первого курса военного училища Насимов приехал домой. С идеей и надувной авиационной спасательной лодкой. Идея была следующая: запасаемся продуктами, спальными мешками, котелком и антикомариной аэрозолью, надуваем лодку и домашних по поводу своих планов и уплываем от цивилизации и сопутствующих ей регламентов и законов вниз по реке.

Идея для меня была несколько неожиданной. Я попробовал осторожно намекнуть: а как же Нелька? Вразумительного ответа получить не удалось. Серьезных возражений, которые я мог бы выставить против идеи, не нашлось и с тайной неохотой, но с приличествующим энтузиазмом на лице, пришлось согласиться.

Собрались в два дня. У меня была пустяковая практика после первого курса и мне не составляло труда утрясти этот вопрос. На машине знакомых рыбаков доперли свою поклажу до большого водохранилища. До того места, где река из него вытекает, и остановились на один день у широченного разлива, именующегося у рыбаков Аквариумом. Добрались только под вечер. Палатку разбивать не стали. Немного порыбачили. А потом с той же компанией, приехавшей сюда с нами, засели у костра. Хорошей силы ветер отгонял комаров, уха была вкусной, а компания веселой и на удивление трезвой. Нам между рассказами о рыбалке давали советы, как плыть, где останавливаться.

А следующим утром, когда солнце еще только выкатывалось из-за горизонта, мы, уже накачав наш ковчег до гулкого дрожащего звона, побросали в него пожитки и отплыли. Сначала надо было на веслах пройти весь Аквариум и выйти на фарватер. Грести пришлось крепко, чтобы не осрамиться перед теми, кто остался на берегу, провожая нас криками. Поэтому на стрежень вышли немного запыхавшись. И, когда убедились, что мы на реке, бросили весла, развалились на круглых бортах и лениво стали прикидывать какое расстояние следует проходить за день, чтобы наше путешествие не закончилось слишком быстро. Даже вышел небольшой спор. Я убеждал, что мы отдыхаем, а, следовательно, торопиться незачем. Поэтому целесообразно будет устраивать в пути частые и продолжительные остановки.

Насимов, постепенно накаляясь, начал орать, что наша цель — пройти по реке как можно дальше. Эдакий чемпионский замах. Сошлись на компромиссе: плывем не напрягаясь, но и бурлацких забастовок не устраиваем.

Где-то через полчаса Насимов поднял голову с рюкзака, на котором удобно устроился, оглядел проплывающие мимо берега и с некоторым удивлением сообщил, что они — берега — по его мнению, почему-то движутся совсем не в том направлении. Разобрались быстро. Течение было очень слабым, нашу мелкосидящую лодку встречным ветром даже относило немного назад.

К концу дня, когда на ладонях появились кровавые мозоли от такого легкого, казалось бы, дюралевого весла, я понял, на что себя обрек.

После бешеной шестичасовой гребли, когда лодка рыскала своим округлым носом и все норовила впасть во вращательное движение, потому что силы гребцов были явно неравны, Насимов указал на большую песчаную отмель и прохрипел:

— Остановимся здесь.

Когда догребли до отмели, я не стал кряхтя вылезать из лодки, а просто, наклонившись через борт, булькнул в воду, доходившую до колена. Отлежавшись в прохладной водичке и немного придя в себя, я выполз на берег. Так, наверно, миллионы лет назад первые земноводные, поняв тщету и опасности морской жизни, выползли на сушу, чтобы еще через некоторое время, наконец, встать на две конечности и гордо назваться человеками.

Встать на две конечности у меня не получилось. Земля уходила почему-то куда-то вбок. Передвигаться на четырех точках, я посчитал ниже своего достоинства. Поэтому я остался на самой кромке берегового уреза и даже задремал от усталости. Очнулся тогда, когда почувствовал, что меня, крепко взяв за ноги, волокут куда-то. Потом меня без особых церемоний запихнули в спальный мешок, слегка пхнули ногой и сурово сказали Насимовским голосом:

— Кормить не буду. Не за что.

На следующий день я проснулся довольно поздно. Все тело, особенно плечи, ломило невыносимо. И даже слегка поташнивало. Насимов, сидя напротив, меланхолично жевал огурец и поглядывал на меня сложным взглядом. В нем была и жалость, и злость, и, возможно, мысль: а не прирезать ли доходягу, чтобы не мучился и не был обузой для чемпиона.

Окончательно я пришел в себя к полудню. Несмотря на это, во второй день мы прошли столько же, сколько и в первый. Река в этих местах, вяло ворочаясь в густом сплетении тугаев, делает немыслимые повороты. В этот раз мы прошли участок, где ветер нам способствовал. Грести почти не пришлось. Притом русло реки несколько сузилось и порой мы почти летели. Со скоростью хорошего пешехода.

Не обошлось без мистики. Удочки, прихваченные Насимовым, болтались на корме, а голые крючки попросту полоскались в воде. То, что на крючках не было даже запаха приманки, могу поклясться. Каково же было наше изумление, когда, выволакивая лодку на берег для очередного привала, заодно выволокли красивую и капризную рыбу чехонь граммов на триста живого веса.