Немного солнца в холодной воде

Дамблдор продолжает пощипывать бороду.

— Опасно?

— Я как человек — обычный человек, а не как слуга, шпион, мастер зельеварения — был никому не нужен много лет. И вдруг — этот ее интерес к моим мыслям. Я начинаю привыкать, Дамблдор. Мне начинает мерещиться, что я ей нужен.

— А если вы ей действительно нужны — тогда что? — Дамблдор невзначай кивает на пешку, и монахиня с толстыми пальцами тут же передвигает ее на клетку вперед. — Сбежите сюда, обратно в одиночество?

Северус перестает ходить и устало присаживается на краешек стола. Он умолчал еще об одной незначительной детали — о внешности. Лили всегда была для него какой-то неземной, с неземной красотой — к которой было страшно прикасаться, но Уизли кажется довольно приземленной, хотя и не менее хрупкой. Ему нравится смотреть на ее круглое лицо с горицветами веснушек — и по утрам он ловит себя на мысли, что ищет это лицо в толпе студентов.

Может, опасно именно это?

— Нужно видеть грань, Дамблдор. В конце концов, ей всего шестнадцать.

— С половиной.

— Это сильно меняет дело, — Северус садится обратно в кресло и придвигает к себе стопку бумаг. — По-моему, вы должны испугаться и говорить обратное. Что-то вроде «прекратите занятия сегодня же».

— Я слишком стар для этого, — Дамблдор подмигивает сидящей напротив монахине. — И вижу и предвижу больше вас. Иногда случайность оказывается судьбоносной.

— Ну да, с картины виднее, — огрызается Северус и берет первый попавшийся документ. Точно, Когтевран. Он ведь сам обещал зайти к Флитвику вечером, чтобы поговорить насчет этого идиота Корнера. Заодно он сможет помочь Уизли, если случайно застанет ее там.

Взяв нужные листы с оценками и рейтингами, он случайно бросает взгляд на висящее у двери зеркало в овальной золотой раме. Как давно он в него не смотрелся? Кажется, вечность. Внешность всегда была его болезненным местом — с самого детства. Еще соседка подсмеивалась над его неровной прической, бедной одеждой и немытыми руками. И тогда он пообещал себе, что не будет стараться выглядеть хорошо — пусть люди захотят увидеть то, что внутри. Сердце. Душу. Характер. Потом эта мысль ушла, сменившись полным безразличием к своей жизни и к себе. Зачем думать, как выглядишь, если только существуешь? Вряд ли родители Невилла задумываются о длине волос. Но сейчас он кажется себе смешным. Через два года сорок — а он и вправду похож на летучую мышь, которая давно не видела света.

Детский комплекс остается детским комплексом навсегда, но он попробует от него избавиться. Все, что было привычным столько лет, в этом году меняется и видоизменяется. Лили теперь стоит далеко, и в Еиналеж он видит Поттера, а Уизли приходит к нему на занятия по зельеварению.

— Мне еще пятнадцать, — раздраженно бормочет Северус и ожесточенно приглаживает рукой волосы, не переставая смотреть на себя в зеркало. — Чертовы пятнадцать

…Уизли ожидаемо сидит на первой парте у окна, зажав перо в пальцах. Ее рыжие волосы водопадом скрывают лицо, и он инстинктивно подходит ближе.

— Сэр, добрый вечер, — она едва заметно улыбается, поднимая на него свои светлые ореховые глаза. — Профессор Флитвик сказал, что вернется минут через десять.

— Надеюсь, вы больше не будете пропускать мои занятия, — замечает он холодно, но не может не признать, что ему приятно находиться рядом с ней. — Что у вас за тема?

Щеки Уизли слегка розовеют.

— Способы применения невербальных заклинаний в экстренных ситуациях.

Северус невзначай заглядывает в ее наполовину пустой пергамент, бегло просматривает его по диагонали и недовольно вздыхает. Половины заклинаний не хватает, способы не структурированы и слишком мало примеров тех ситуаций, в которых они могут пригодиться. Может ли он подсказать ей? Он несколько раз подсказывал Драко на самом первом курсе — и все равно считал это неправильным. Но если Уизли завалит и эту работу, Флитвик устроит ей еще одну отработку.

— Мало расписали, причем по всем пунктам, — отстраненно произносит он, делая незаинтересованный вид. — Дописывайте. Я не собираюсь терять еще одно занятие, вы так все забудете.

— У меня в голове каша, — она нервно щиплет перо. — Если спросите устно — все отвечу, а на бумаге получается все в одну кучу.

— Виды, способы, применение — очень просто, — произносит он убедительно, и в это мгновение в комнату заходит Флитвик. — Я принес рейтинги. Кажется, ваши бывшие сильные студенты скоро скатятся до уровня первокурсников. Только посмотрите на оценки.

Флитвик огорченно качает головой.

— Понятия не имею, что случилось с Корнером, да и Макмиллан начал терять баллы.

— С Гриффиндором то же самое, — Северус задумчиво складывает руки на груди и искоса смотрит на Уизли, которая поспешно делает серьезное лицо. — Наверняка они что-то организовывают, несмотря на все запреты.

Флитвик тоже смотрит на нее поверх пергаментов.

— У вас пять минут.

Коротко кивнув, Северус выходит в прохладную галерею и медленно возвращается в кабинет. Помедлив у ярко горящего камина, он достает из шкафчика едва начатую бутылку огневиски и наливает совсем немного в бокал с толстыми стенками. Вечер без Уизли кажется непривычно одиноким, хотя раньше ему казалось, что никто не привык к одиночеству больше, чем он.

Поворошив догорающие в камине дрова, Северус садится в низкое кресло и откидывается на спинку. Впереди — еще долгий вечер.

Джинни

Перед ужином, после очередного занятия по маггловедению Невилл осторожно касается фиолетового синяка под глазом, оставленного огромной ручищей Алекто, и вздыхает. Тихонечко — чтобы не услышали. Ему тяжело, как и всем, но он отчаянно делает вид, что сил у него — еще на десяток таких, как Кэрроу. Лаванда сидит неподалеку, и по ее лицу видно, что ей хочется подойти, но она ждет, пока уйдет Джинни.

Джинни мягко кладет руку ему на плечо и улыбается. Гостиная жужжит, как маленький улей, и это самое подходящее время для разговора.

— Что-нибудь узнал? — спрашивает она тихо, наклоняясь к его уху.

Невилл кивает и на всякий случай оглядывается. Вяло улыбается Лаванде и отводит взгляд. Вчера вечером он долго крался за Кэрроу, чтобы выведать хоть какую-нибудь информацию.

— Безносый до сих пор злится, что на Рождество они упустили Гарри, — Невилл понижает голос до шепота, и у Джинни внезапно пересыхает во рту. — А знаешь, что меня испугало? С ними не было Рона.

— Но ведь все считают, что Рон…

— В том-то и дело. Они говорили так, словно Гарри и Гермиона были вдвоем. Если бы там был Рон, боюсь, тебя бы уже тащили к безносому. Понимаешь?

Джинни сухо кивает, с трудом сохраняя спокойное выражение лица. Рон погиб, или так и было задумано, что он не пошел с ними? Нет, чепуха. Он не может погибнуть. И Гарри дал бы знать… Тогда что случилось? Рон ушел от них? Гарри с Гермионой… неприятные, постыдные и отвратительные мысли медленно прокрадываются в сознание призрачными щупальцами, но Джинни тут же отмахивается от них.

— Может, он в плену? — предполагает Невилл, закидывая ремень сумки на плечо.

— Орден бы сообщил, — отрицает Джинни, выбираясь вслед за ним в галерею. — И это все?

Невилл что-то бурчит себе под нос, но Джинни уже не слушает. С Роном не может ничего случиться. Не может! Она повторяет себе это несколько раз, но горечь во рту не проходит. Вокруг давно война, а на войне случается все. Все. Ей вспоминаются рыжие вихры Рона и его добрая ухмылка, и в горле застревает комок.

— Поешь, — Невилл осторожно дотрагивается до нее локтем. — Сегодня есть даже пирог с почками.

Она с трудом запихивает в себя кусок теплого мягкого пирога и закрывает глаза. У нее есть еда — а у Гарри с Гермионой? У Рона, если он попал в беду? Все, что они делают с Невиллом, они делают, имея теплую постель, еду и крышу над головой. Иногда Джинни кажется, что все — бессмысленно, что никому не нужна их воинственность, кроме них самих, ведь они зависимы. Они едят то же, что и Пожиратели. Они спят в одном замке и дышат одним воздухом. Им просто позволяют бунтовать, но держат на коротком поводке, как безмолвных животных — и иногда отыгрываются.

К кабинету зельеварения она приходит за несколько минут до начала занятия и осторожно заглядывает внутрь через щель в двери, услышав громкие голоса. Алекто и Снейп! Черт, а у нее нет даже удлинителя ушей… Алекто, стоя напротив Снейпа, спиной к Джинни, возмущенно приподнимает плечи.

— Твои действия всегда поощряются! А мы с братом постоянно попадаем под горячую руку.

— Вы с братом сначала делаете, потом думаете, — лицо у Снейпа как обычно равнодушное. — Может, пора научиться слушать? Или вы слишком тупы для этого, как Кребб и Гойл?

Алекто тянется к палочке. Джинни кажется, что Снейп этого не видит — уж слишком осторожно жирная рука ползет к карману мантии, но выдать себя она не решается.

Но Снейп делает неуловимое движение — палочка едва мелькает в его пальцах, и Алекто грузно падает на холодный пол.

— Уходите, — говорит он спокойно. — У меня дела.

— Дела? — Алекто визжит на полу, как свинья на бойне. — Какие у вас могут быть дела?

Джинни отворачивается и вжимается в стену, лихорадочно соображая, куда можно спрятаться. Галерея, как назло, выглядит пустынной: ни статуй, ни доспехов — до ближайшего поворота и лестницы идти минуты две. Слыша тяжелую поступь Алекто, Джинни инстинктивно разворачивается и идет вперед, делая вид, что просто проходит мимо.

— Круцио!

Обрушившаяся боль бросает ее на колени, прямо на плиты пола и выворачивает наизнанку, но Джинни закусывает губу, подавляя крик. Не дождутся. Никогда. Она скорее умрет, чем доставит Алекто удовольствие от пытки. Мучение длится мгновение — и вдруг исчезает.

— Напоминаю: Лорд приказывал беречь чистокровных студентов, — голос Снейпа раздается где-то над головой. — Уходите, пока я не решил рассказать ему обо всем, что вы действительно творите в школе.

Джинни приоткрывает глаза и замечает бледную руку Снейпа с зажатой в дрожащих пальцах палочкой. Что это? Ярость? Ненависть?

Она с трудом поднимается на ноги, опираясь ладонью о стену, и с презрением смотрит в удаляющуюся широкую спину Алекто.

— Пойдемте в больничное крыло, — Снейп поворачивается к ней, и его привычно спокойное лицо на мгновение выглядит слегка встревоженным.

Джинни отчаянно и зло мотает головой из стороны в сторону.

— Мой брат там, в темноте, черт знает где, может, без еды, может, без всего… Может быть, даже умер — а я буду лежать под одеялом и пить настойки? Ни за что. И Гарри…

Она проходит мимо него в класс и привычно выкладывает на парту чернильницу и перо.

Снейп останавливается напротив нее и пристально вглядывается в ее мертвенно бледное лицо. Зачем? Душу ведь не разглядишь. Или потому, что она сказала правду про Рона?

— У вас кровь, Уизли.

Джинни небрежным и широким жестом вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Уже нет.

— В жизни не видел такого упрямства, — по его голосу непонятно, одобряет он это или порицает.

Джинни сердито плещет воду в котел, брызгая на пол. Пусть он говорит что угодно, пусть отчитает за небрежность — плевать, она все равно не уйдет. Должна же быть от нее хоть какая-то польза!