Невыносимая лёгкость убиения врага за секунду до пробуждения

Глава 1. Запретный лес

Кусты трещали, словно через них ломился громмамонт, которому под хвост зарядили хорошего Ступефая. Сам «громмамонт» в изорванной дорожной мантии и сбившихся набок очках представлял собой жалкое зрелище, собрав на свой костюм, похоже, все колючки, что он смог найти по дороге. Пять минут назад он очнулся там же, где его сразили смертельным заклинанием, безумными глазами обвёл окружающих и рванул в кусты. Ошеломлённые свидетели этого даже не успели дёрнуться, как его и след простыл. Причина была проста — ему совершенно не хотелось жить. Он чувствовал себя преданным. Преданным теми, кого он любил и кому верил. Теми, кто заботливо растил его на убой. Великим волшебником, который прикрылся от врага ребёнком… Вывалившись из очередных кустов, он чувствительно врезался в кого-то, высекая лбом искры, и сбил встреченного с ног. Ещё и наступив на незадачливого путника, он попёр было дальше, когда его остановил окрик:

— А ну стоять, гадёныш!

Он остановился и обернулся, глядя на с кряхтением поднимающуюся с земли девушку. Она встала и, узнав того, кто перед ней стоит, выпучила глаза:

— Тебя-то я и ищу! — зловеще сказала она, доставая волшебную палочку.

— Отвали! — презрительно процедил он, разворачиваясь. — Иди лучше полюбуйся, как ваших у замка в чёрные мешки упаковывают!

— Я тебя, козёл, сейчас сама упакую! — сказала она, забегая перед ним и направляя на него свою палочку. Он откинул полы мантии в стороны и засунул в карманы большие пальцы рук.

— Да ты, дура, только языком чесать горазда, а как до дела доходит…

В глазах потемнело, и она решилась… Терять всё равно было уже нечего.

— Авада Кедавра! — закричала она, взмахнув палочкой. Страшно захрипев, он тут же сложился пополам. В ужасе от осознания того, что она только что убила человека, она сделала было шаг к нему, но её остановил какой-то странный звук. Будто курица квохчет.

— Кха, кха, кха! — веселился скрючившийся юноша, пытаясь разогнуться, но его сотрясали всё новые приступы смеха. — Я думал, что сейчас помру со смеху! Кха, кха, кха! Ну ты, Паркинсон, вообще тупая! Тоже мне, слизеринка нашлась. Змея недоношенная. Да ты даже не змея. Глиста ты, вот кто!

— Авада Кедавра! — опять закричала она, трясущейся от гнева рукой взмахнув палочкой. — Авада Кедавра!

— Ой, не могу! — загоготал он. — Ой, отлепите меня от стенки! И это она называет Авада Кедавра! Да если бы был жив Волдеморт…

— Заткнись! — заорала она. Он ещё попытался что-то вставить, но она опять заорала так, что с окрестных деревьев взлетели птицы: — Заткнись, я сказала!

Он замолк, полностью выпрямившись, а она потёрла пальцами виски, пытаясь осознать, что он только что сказал. Тёмный Лорд мёртв?

— Хорошо, а теперь повтори, что ты сказал, гадёныш!

— Твой обожаемый Волди, твой ублюдочный Тёмный Лорд, эта серая лысая крыса склеил ласты. Дал дуба, загнулся, окочурился…

— Замолчи.

— Кони двинул…

— Замолчи!

— Сыграл в ящик…

— Замолчи!!!

— Коньки отбросил…

— Авада Кедавра! Авада Кедавра! Авада Кедавра! — почему-то у неё не то что зелёной молнии — даже маленьких зелёных искорок, которые иногда непроизвольно стекали с кистей миссис Лестрейндж, и то не было. Он упал на землю, беззвучно хохоча, дрыгая ногами и размазывая слёзы:

— Слабачка! Какие вы все слабаки! Жалкие, изнеженные ничтожества!

В ярости она подскочила к нему и с размаха пнула по рёбрам.

— О-хо-хо-хо! — скрючился он от боли. — Ты даже пнуть толком не можешь! О-хо-хо-хо! — пропустил он ещё удар. — Вот дядя Вернон… О-хо-хо-хо!

Совсем потеряв над собой контроль, она принялась дубасить изо всех сил, не обратив внимания, что в какой-то момент его голова начала болтаться, как футбольный мяч. Только когда она запыхалась и нагнулась, упёршись в колени, чтобы перевести дыхание, она заметила, что он без сознания, а из разбитого носа течёт кровь. Пнув его ещё раз по рёбрам, она села на траву, прислонившись спиной к стволу дерева. Закрыв глаза, она стала анализировать ситуацию. Получалось, что ситуация складывается совсем не в её пользу. Родители погибли в стычке с аврорами осенью прошлого года. Отец попытался закрыть маму собой, но потом оказалось, что кто-то попал в неё Авадой. Тёмный Лорд мёртв, если верить этому ненавистному гриффиндорцу. Поместье заложено ещё отцом и выкупить его не светит, работы не будет никакой, даже к магглам не получится устроиться никем, кроме как уборщицей, и это всё — имея диплом об окончании Хогвартса с отличием… Да и будет ли этот диплом…

Самое ужасное — что её все бросили и все отвернулись. Все те, кого она за эти годы привыкла считать своими. Точнее, нет, не бросили. Прогнали, как прокажённую. Не все, конечно. Те, кто в Слизерин попал по призванию, а не из-за поддержки дела Тёмного Лорда, как ни странно, не оттолкнули её. Дафна, которая поймала её после той сцены в Большом зале, сразу сказала, что она должна немедленно перебраться к ним, то есть, к Гринграссам. Она тогда лишь посмеялась про себя — нет, не над подругой, может, в каком-то смысле и наоборот, поскольку её попытки так же построить Дафну, как она строила остальных, всегда натыкались на снисходительную холодность — и уверила ту, что с нею будет всё в порядке, особенно, в связи с близкой победой Тёмного Лорда. Трейси тогда ей кивнула с грустной улыбкой, и видно было, что она согласна с Дафной.

Первый звоночек прозвучал, когда мальчики-выпускники впятером с презрением осмеяли её выходку. В общем-то, с Гойлом и Краббом и так всё было понятно — они, как всегда, делали то, что им велел их малолетний хозяин. Забини с Ноттом , как иногда ей казалось, втайне, может, и не ненавидели, но точно уж не любили её за чрезмерную активность, с которой она обживала себе местечко возле Драко, и оттого с трудом скрывали свою радость от её ошибки. И, собственно, сам Драко, всегда такой благожелательный и добрый к ней, Драко, которого она пусть больше и не любила, но искренне считала лучшим другом и защитником.

«Ты дура, Панси! Теперь Поттер будет настороже, и у нас ни за что не получится взять его тёпленьким. Я был так близок к тому, чтобы получить благодарность Лорда. Чёрта с два теперь что выйдет! А ты, Паркинсон, уже достала со своими тупыми выходками».»

Драко! Лучший, как ей казалось, пример слизеринского братства и преданности Лорду. Каково это братство, ей предстояло узнать парой часов позже, когда Винс с Грегом только что не сдали её на руки дежурившей неподалёку от входа в подземелья Слизерина группе активистов Хаффлпаффа и Рейвенкло, требовавших её ««для разговора». Тут и думать не надо было, чтобы понять, откуда на самом деле исходила их инициатива. Да и сам Малфой в тот момент ясно обозначил перспективы.

«От тебя, Паркинсон, только вред. Ты мне не интересна. Чем дальше ты будешь от меня, тем лучше для всех нас. Целее, опять же, будешь».

При этом было понятно, что отнюдь не забота о её здоровье движет им. Целее — это значит, что тогда они её не прибьют. Хорошо, хоть сердечная привязанность, которой она страдала чуть ли не с первого курса, прошла после того, как он молча проглотил удар этой грязнокровки! Тогда ей в первый раз стало ясно, что Драко Малфой, похоже, не является тем идеалом принца и мужчины, о котором она всегда так мечтала, а может, и вовсе мужчиной не является.

Тело на траве пошевелилось. Он вдохнул через нос и закашлялся, подавившись собственной кровью, после чего перевернулся на бок, отплевываясь и утираясь.

— Поттер! — позвала она. Он никак не среагировал. — Поттер! — уже громче позвала она.

— Чего тебе? — отозвался он.

— Кто ещё? — напряжённо спросила она.

— Ещё? — вращая безумными глазами, он поднялся, стоя на коленях. — Ещё Фред. Ещё Тонкс. И Люпин, — его голова упала на грудь, а потом он вдруг упал лицом в руки и завыл.

Когда она услышала этот вой, по спине пробежал холодок, словно мертвецы, услышав его зов, пришли с ним проститься. Отчего-то стало горестно и страшно. А ещё вспомнились те безумные чёрные дни прошлого ноября, ухмыляющийся чему-то Драко, принёсший весть о родителях, и та же Дафна, молча обнимающая за плечи и уводящая в комнату девочек. Неужели настолько она была слепа, не замечая, как была безразлична тем, кого любила? И не видела настоящих друзей.

— Поттер, ты сейчас всех дементоров своими соплями распугаешь! — раздражённо бросила она. Он уже успокоился и просто стоял на карачках, уткнувшись лицом в ладони. Потом встал, отряхнулся, как мог, и сделал шаг по направлению к кустам. — Стой, Поттер! Ты мне не сказал, кто ещё!

Он остановился и медленно развернулся:

— Что тебе надо, Паркинсон? — с отвращением в голосе спросил он.

— Кто ещё… — её голос дрогнул. — Из наших…

— Из «ваших» только Крабб… — выдавил он и пробормотал под нос: —А из наших… Лаванда и Колин, будь я проклят!

— И всё? — не веря своим ушам, спросила она.

По Винсу она, может, и не будет страдать.

— Трейси я под конец не видел… И Пожирателей до кучи! — добавил он.

Она вздрогнула, и ей захотелось сделать так же, как только что делал он — уткнуться в ладони и завыть. Но — слизеринские школьники почти все живы. Значит…

— А Драко? — выдохнула она.

— Хорёк? Наложил в штаны, как только жареным запахло, — тут он презрительно усмехнулся, — и срезу переметнулся на другую сторону. Уверен, что он теперь вместе с папашей будет всем рассказывать про Империус. Такой же трус и ничтожество!

— Мистер Малфой — не трус! — горячо воскликнула она.

Он поглядел на неё, надувшись, словно в рот ему залетела муха, а потом, цедя слова сквозь зубы, начал говорить:

— «Мистер», как ты говоришь, Малфой — трус и ничтожество. Трус — потому, что все эти годы, пока Волди жрали черви, он втайне мечтал, что Волдеморт никогда не вернётся, и ему не придётся идти в бой. Ничтожество — потому, что ни одно дело толком сделать не может. Два раза я попадал к нему, и два раза он меня упускал. Все эти годы он носил взятки Фаджу, чтобы его повторно не замели, вместо того, чтобы, как подобает настоящему Пожирателю, убить того, с двумя десятками друзей в масках напав на его дом. Жалкий неудачник, пародия на слугу Волдеморта!

— Авада Кедавра! — снова закричала она.

Он расхохотался, глядя на направленную ему в грудь палочку:

— Ты что, всерьёз думаешь, что чем громче ты кричишь, тем сильнее заклинание? И это — дочь прославленного Пожирателя смерти? Да я сейчас обделаюсь со смеху! Твои предки, должно быть, переворачиваются в гробу, глядя на тебя! Жалкое зрелище!

— Авада Кедавра! — выпалила она.

Он грудью толкнул палочку так, что та в него упёрлась, сделал шаг вперёд, и она, боясь, что палочка сломается, отвела её в сторону. Приблизил своё лицо и сказал:

— Нужно по-настоящему ненавидеть меня, Паркинсон! Ты что, за все эти годы в школе так и не научилась меня ненавидеть? Какая напрасная трата времени! — она, не выдержав его взгляд, моргнула, и его губы растянулись в презрительной усмешке: — Страшила лупоглазая!

От этих его слов она опешила настолько, что даже не вспомнила про палочку.

— Да ты на себя посмотри, суповой набор! — возмущённо воскликнула она.