Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Моргана подтвердила истинность всего, что открыли ему картины. Он уехал, убитый горем. Теперь все словно ополчилось против обоих наших возлюбленных. Едва излечившись, Ланселот по возвращении в Камалот узнает, что королева запретила ему показываться ей на глаза. Богор, которому она поручила передать Ланселоту этот приказ, напрасно заступался за него, напоминая, как часто истории бывали полны рассказов о муках, претерпеваемых лучшими рыцарями за то, что их дамы подозревали их попусту.

«И если вам угодно припомнить древних пророков (поэтов) и сарацинов, вам довольно покажут тех, кого опорочила женщина. Посмотрите на историю Давида, у коего был некий сын, прекраснейшее творение Божие, и он пошел войною на своего отца по женскому наущению и совету, и оттого погиб весьма бесславно[371]. А после вы узрите в той самой истории, как Соломон, от Бога наделенный умом и добродетелью, был обманут женщиной[372]. Самсон Силач, сильнейший из мужей, рожденный когда-либо от грешной женщины, обрел себе погибель[373]. Гектор и Ахилл, кои деяниями и рыцарскими добродетелями превосходили всех рыцарей древних времен, оба были убиты, а с ними более ста тысяч, по мановению руки женщины, которую Парис насильно забрал в Грецию[374]. И в самое наше время не минуло еще пяти лет, как умер Тристан, племянник короля Марка, столь преданный Изольде Белокурой, что в жизни своей ни разу и ничем не погрешил против нее[375]».

Королева только отпустила кузена Ланселота, когда вдруг некий рыцарь по имени Авалон, желая отомстить за старую обиду, вздумал в один из дней, когда она сидела за трапезой рядом с мессиром Гавейном, угостить ее отравленным яблоком в надежде, что она непременно предложит его мессиру Гавейну. Гвиневра взяла плод и передала его другому своему соседу, Гахерису из Карахея, брату Мадора Привратника. Едва Гахерис поднес его к губам, как упал на травяную подстилку, сраженный внезапной смертью. Все заволновались, возмутились, в один голос закричали, что королева хотела отравить Гахериса; пошли известить короля, уже и без того настроенного против нее со дня возвращения из дома Морганы. Напрасно Гвиневра отговаривалась неведением; король ответил, что правосудие будет совершено. Гахерису оказали величайшие почести, а на его могиле начертали: Здесь покоится Гахерис Белый из Карахея, брат Мадора Привратника. Королева Гвиневра извела его ядом.

Ланселот узнал о грозящей королеве опасности прежде, чем обрел силы явиться на ее защиту. Подобно Тристану из старинных поэм, он накануне был ранен шальной стрелой, пущенной наудачу неведомым лучником. Но по феодальным законам королеве была дана сорокадневная отсрочка, прежде чем начался суд, и он успел окрепнуть настолько, чтобы приехать и выйти против обвинителя, Мадора Привратника. Он победил его и вынудил признать ложность его обвинения. За несколько дней до того было замечено, что к Кама-лоту приближается роскошная ладья, в которой лежало бездыханное тело прекрасной девы из Эскалота. Король, мессир Гавейн и другие рыцари вышли к этой ладье.

«Мессир Гавейн посмотрел сбоку на девицу и увидел кошель, висящий у нее на поясе, весьма красивый и весьма богатый; и он его открыл и вынул оттуда письмо; и развернул его, и передал королю. И он узнал, что сказано в нем: «Всем рыцарям шлет поклон девица Эскалотская. Я приношу жалобу всем вам и извещаю вас, что от горестной верности обрела я себе кончину, ради самого благородного мужа на земле и самого отважного, какие только ведомы; но он же и презреннейший из всех, кого я повидала. Ибо так слезно я молила его и рыдала, чтобы он имел ко мне снисхождение. И таково мне было на душе, что я обрела свою кончину».

Королева не могла получить лучшего доказательства верности Ланселота; и потому она приняла своего избавителя с живейшими проявлениями нежности. Один лишь король чуял, как в нем нарастает тревога, тем более что сила их страсти никак не позволяла обоим любовникам скрыть ее от глаз сыновей короля Лота. Однажды пятеро братьев собрались на совет: Аргавейн хотел, чтобы короля известили немедленно; Гавейн, напротив, спорил и возмущался против него. Вдруг они увидели, что король вышел из спальни королевы и подошел спросить, о чем они пререкаются. Они отказались отвечать; чем более они упорствовали в молчании, тем более настаивал король, желая знать, о чем была беседа. Гавейн и Гарет ушли, чтобы их не вынудили говорить; остались только три брата (подобно трем предателям, которые выдали королю Марку тайну любви Изольды и Тристана). Артур стал заклинать их верностью к нему и их вассальными клятвами, чтобы они ему сказали то, что он, должно быть, уже боялся услышать.

«Коль скоро вы не хотите говорить, возразил король, дело до того дошло, что или вы меня убьете, или я вас. И ринулся к мечу, лежавшему на ложе, и обнажил его, и подступил к Агравейну, и сказал, что тот умрет непременно, если не скажет о том, о чем его просят. И когда тот увидел, что король так вспылил, то воскликнул: «Э, сир! Не убивайте меня, я вам скажу. Я говорил монсеньору Гавейну и другим, что они предатели и изменники, если терпят так долго позор и бесчестие, учиненное вам Ланселотом. – Как же, спросил он, Ланселот учинил мне бесчестие? Скажите мне. – Сир, он вас обесчестил через вашу жену, с которой спознался телесно, мы это знаем».

Король побледнел и долго хранил молчание; потом он согласился на то, чтобы попытаться застигнуть виновных, лишив их всякой возможности защищаться. Назавтра он объявил, что надолго уезжает на охоту, и не пригласил Ланселота ехать с ним. Тот уже заметил перемену в обхождении с ним короля; и его кузен Богор советовал ему быть настороже более чем когда-либо.

«Эх, Боже мой! сказал Ланселот, кто принес такие новости моему сеньору? – Сир, ответил Богор, если это был рыцарь, то Агравейн, а если женщина, то Моргана; ведь никто иной, кроме этих двоих, не посмел бы так сказать».

Едва Артур уехал, как королева послала за Ланселотом, чтобы он пришел побеседовать с нею. Вопреки советам Богора, он поспешил на свидание. Он прошел через потайную дверцу сада, куда выходила спальня королевы, но позаботился, по крайней мере, взять с собою меч. Агравейн же устроил слежку с нескольких сторон. Из окна, обращенного к изгороди, он видел, как Ланселот проник в сад и вошел в башню.

– Вы видели это не хуже меня, – сказал он рыцарям, которых созвал, – теперь наше дело – помешать ему скрыться от нас.

Они добрались до спальни королевы; дверь была заперта; они попытались ее взломать; Ланселот встал, взял свои одежды и меч и крикнул им:

«А! рыцари негодные, неудачники и трусы! Погодите: я вам открою и погляжу, кто сунется сюда».

Он и в самом деле открыл и снес голову первому, кто посмел переступить порог. Он поспешил снять с него шлем и кольчугу, облачился в них, и с этой минуты ему не стоило труда преодолеть заслон из рыцарей Агравейна; никто даже думать не смел заградить ему дорогу. Он догнал Богора; но поскольку предвидел, что скоро им придется выдержать войну против короля Артура, то решил податься обратно в Галлию, когда избавит королеву от казни, угрожающей ей.

Артур по возвращении с охоты узнал о том, что случилось; он велел схватить и судить королеву; ее приговорили к сожжению,

«ибо не должно иначе умирать королеве, коя совершила измену, поскольку она венчана и помазана».

Агравейну, Гахерису, Гарету и четырем сотням латников было поручено препроводить ее на казнь; но Ланселот с тридцатью двумя рыцарями из своей родни напал на конвой. Первой жертвой становится Агравейн; затем его брат Гахерис; отважный Гарет гибнет лишь под двойным натиском Гектора и Ланселота. Остальной конвой было нетрудно обратить в бегство, а королеву снова вручить ее возлюбленному и отвезти в полной сохранности в Оплот Радости.

Здесь для знаменитого Скорбного Оплота, а позже Оплота Радости, указано «близ города Лампрестена». Но далее, когда король Артур спрашивает своих рыцарей, следует ли требовать мести Ланселоту за гибель трех сыновей Лота и похищение королевы, Мадор Привратник говорит, что замок Оплот Радости находится за морем; еще немного далее – «его огибает река Хамбер». Эти указания, еще довольно смутные, ускользнули от автора первой части Ланселота.

Вскоре король появился у Оплота Радости с огромным войском. Напрасно Ланселот посылал к нему девицу-посредницу сказать, что он готов склониться перед мнением или судом его баронов, что у него никогда не было мысли задеть честь короля, и что если он и убил братьев мессира Гавейна, то лишь защищая собственную жизнь; король не желал ничего слушать и начал планомерную осаду. Последовали два дня жестоких сражений, где состязались в доблести Ланселот, Артур и мессир Гавейн. Король даже нанес Ланселоту удар, достаточно сильный, чтобы заставить его пошатнуться, но Гектор пришел ему на помощь:

«ибо он опасался, как бы Ланселоту не нанесли увечья. И он пустился вскачь и нанес королю столь могучий удар мечом, что король был им вконец оглушен, так что не ведал, ночь сейчас или день. А Гектор, зная доподлинно, что это король, ударил его в другой раз так жестоко, что король упал наземь перед Ланселотом. И когда Гектор увидел, что он на земле, то сказал Ланселоту: Сир, отрубите ему голову, и ваша война завершится. – Э, Гектор, ответил Ланселот, что вы такое говорите? Не дай мне Бог причинить ему зло, ведь он мне делал добро и оказывал честь множество раз; ради этого ему не будет зла от меня; и не вздумайте чинить ему зло, пока я здесь: ибо я защищу его и от вас, и от любого другого. И когда Ланселот сам усадил короля в седло, и они вышли из боя, который был весьма велик и весьма долго длился, король вернулся к своему войску и сказал во всеуслышание: «Вы видели, что Ланселот нынче сделал для меня? Клянусь честью, он превзошел добронравием и любезностью всех рыцарей, о каких я когда-либо слышал. И я бы желал, чтобы война эта вовсе никогда не начиналась».

Но Гавейн настаивал на том, чтобы отомстить за смерть своего брата Гарета.

На фоне этих событий Папа Римский, узнав, что король Артур намерен дать развод своей супруге, «когда ее не застали заведомо за преступлением», указал прелатам Острова Бретань наложить на эту страну интердикт и отлучить короля от церкви, если он не призовет королеву обратно. Король, который не переставал любить Гвиневру, несмотря на справедливые поводы для упреков, предложил принять ее обратно, как будто никогда и не сомневался в ее верности; но примирение не должно распространяться на Ланселота. И вот королеву доставил к королю епископ Рочестерский, а Ланселоту передали, чтобы он искал на морском побережье судно, которое позволит ему переправиться в Галлию со всеми, кто пожелает с ним уехать. Прежде чем проститься с королевой навсегда, он сказал:

«Госпожа, нынче тот день, когда вы покинете меня, а мне надлежит покинуть этот край; не ведаю, увижу ли вас когда-нибудь. Взгляните на кольцо, некогда вами мне подаренное; я сохранил его по сию пору из любви к вам. И вот я вас прошу носить его отныне и впредь из любви ко мне, пока вы живы, а я буду носить то, что на пальце у вас. И она отдала его с охотой».