Летчик Михеев

ПО ЯПОНИИ

В 1926 году летчики Громов и Волковойнов прилетели из Москвы в Пекин, откуда должны были направиться в Токио. Михееву было поручено организовать земную подготовку перелета из Пекина до Токио: осмотреть аэродромы и распределить запасные моторы по отдельным пунктам маршрута.

Путь перелета лежал через Китай и Корею, через города Мукден, Чингишу, Хейджио, Тайкю и Фузан. Из Фузана начинался перелет над морем до порта Симоносеки на Японских островах.

Поздно вечером автомобиль посольства доставил Михеева на пекинский вокзал. Михеев сел в экспресс.

Публика в поезде состояла почти исключительно из европейцев. Слышалась преимущественно английская речь, реже японская и еще реже китайская. Очевидно, сами китайцы меньше пользуются экспрессами в своей стране, чем их "гости", — для китайцев эти поезда слишком дороги.

Через день Михеев был в Мукдене. Осмотрев аэродром, заготовив горючее и смазочное, он отправился дальше, в Корею.

На участке Мукден — Чингишу железная дорога принадлежит Японии. В поезде говорят только по-японски. За зеркальными окнами экспресса плывут китайские пейзажи. Вот какая-то река, запруженная джонками и маленькими плотами. Вот убогие

фанзы, около которых бегают голые ребятишки. На остановках они сбегаются к поезду и просят милостыню. В Чингишу Михеева встретили прикомандированные к нему японским правительством летчик Кавомато и механик Исидо. Кавомато был одет в форму военного летчика, с которой никак не гармонировала длинная, волочащаяся по полу шашка. Механик Исидо был вооружен огромным тесаком в блестящих никелированных ножнах. В их обществе Михеев проехал по Корее и организовал там ряд посадочных площадок, снабдив их горючим Жарким осенним вечером поезд, медленно лавировавший среди скал, подошел к маленькому вокзалу города Тайкю.

Вдали прозрачно светились стены домиков, а впереди тихо покачивались под легким ночным ветерком стройные ряды разноцветных фонариков.

— Это рынок, центр города. Тут жители отдыхают по вечерам, — объяснил Исидо. (Он немного говорил по-русски.)

Вот и гостиница — маленький деревянный домик, окруженный верандой с навесом. Веранда увешана бумажными фонариками.

Навстречу вышла маленькая японка — хозяйка гостиницы — с несколькими служанками.

Служанки встали на колени и почти коснулись головой земли: они приветствовали вошедших. Михеев был удивлен, но дальше пришлось удивляться еще больше: хозяйка сняла с гостей обувь, дала туфли и только после этого повела в комнату.

Оказывается, перед тем как войти в дом, японцы всегда снимают обувь.

Большая комната была устлана циновками. Мебели в ней не было никакой, только несколько шелковых подушек да японские резные и лакированные шкафики. Одна стена была отодвинута (в японских домиках стены раздвижные).

После жаркого дня приятно спать в этой комнате без стен, и Михеев уснул, как убитый.

Наутро их повели в баню. Вымытые, освеженные, они сидели за завтраком. Вдруг неожиданно появился жандармский офицер. Он в изысканных выражениях справился о здоровье "достопочтенного гостя", а потом потребовал документы. Кавомато показал жандарму какую-то карточку с особым знаком военного министерства, и тот сразу же изменил свой покровительственный тон на подобострастный.

— Достаточно ли угождают господину Джон Миккев (так он назвал Михеева) в этой гостинице? — почтительно спросил он и поспешил скрыться.

После завтрака Михеев решил переправить запасный мотор со станции железной дороги на аэродром Но оказалось, что в городе нет лошадей. При перевозке тяжестей их заменяют корейцы, члены артели грузчиков. Десять корейцев уложили на тележку мотор весом в семьсот пятьдесят килограммов и потащили ее за город.

По возвращении в гостиницу Михеев и японцы сразу же сели за обед. Все было странно и необычно для Михеева. Они уселись в круг на полу, посредине села хозяйка гостиницы в ярком шелковом кимоно. Она меняла миниатюрные лакированные и фарфоровые чашечки с различной японской снедью: рисом, рыбой, вареными ракушками, креветками, мелко нарезанной редькой, побегами молодого бамбука и многим другим, чего Михеев и назвать не умел.

Вечером все трое сидели в театре. Это был довольно большой сарай с полом, разделенным на квадраты. Зрители сидели или полулежали на циновках, опираясь на маленькие плоские подушечки. Рядом стояли пепельницы; в них тлели угли — в театре разрешалось курить. От непривычки сидеть на поду Михеев скоро улегся и так, лежа, просмотрел всю программу.

?

На другой день утром Михеев со своими спутниками выехал из Тайкю поездом в порт Фузан, а оттуда на пароходе в порт Симоносеки.

Корея осталась позади. Михеев находился теперь на главном острове Японского архипелага — Хонсю. На этом острове расположена столица Японии Токио, здесь знаменитая гора-вулкан Фудзияма, здесь порт Иокогама. Это центр Японии.

Много японских городов объехал Михеев, прежде чем найти подходящие аэродромы для посадки Громова и Волковойнова. От его работы зависел успех полета. Но нелегкая это была задача!

Михеев нашел только два настоящих аэродрома — в городах Осака и Токио. Перед ним со всей сложностью встал вопрос: где можно безопасно сесть большому самолету в этой островной стране, среди скал, холмов, узких извилистых долин и болотистых рисовых полей? Разве только на редких песчаных пляжах немногочисленных рек. К тому же японцы не были особенно заинтересованы в том, чтобы оказывать Михееву содействие. В то время как советские летчики совершали свой перелет из Москвы в Токио, два японских летчика — Абе и Кавучп — летели из 'Токио в Москву. Между советской и японской авиацией шло как бы состязание. С какой же стати японцы станут заботиться об успешном полете советских летчиков?

С большим трудом Михееву удалось организовать несколько посадочных площадок в районе городов Миядзима, Окаяма, Кобе, Осака и Нагоя.

?

Маленький чистенький вагончик со сплошными окнами во всю длину. Узенькие мягкие диваны вдоль стен.

Японцы входят в вагоны в европейских костюмах и тут же переодеваются, облачаются в кимоно и сандалии и усаживаются с ногами на диван.

Поезд несется по узким извилинам ущелий, мимо рисовых болот.

На болотах то там, то здесь торчат изображения аиста па одной ноге, на каждом аисте по иероглифу. Это рекламы разных торговых фирм.

Рисовые поля лежат правильными чистенькими квадратиками. Маленький японец переступает босыми ногами по лопастям огромного колеса и, вращая его, подает воду из одного поля в другое. Каторжный труд!

Мелькают черные впадины тоннелей, уносятся назад поля, леса и горы, маленькие городки, узенькие шоссейные дороги и кладбища, утопающие в цветах.

Поезд часто останавливается, но не надолго. На остановках кондуктор в рупор выкрикивает название станции и продолжительность остановки. К окнам подбегают мальчишки и предлагают "походные" обеды в маленьких лубяных коробочках, разделенных пергаментом на несколько отделений. В них — рис, овощи, ракушки.

У паровоза стоит машинист. Лицо его сурово. Нелегко быть внимательным и точным машинистом на японских дорогах: скорость движения здесь большая, чем в Европе, а скученность построек и теснота в этой стране такая, что из окон поезда можно видеть в раскрытые створки стен всю домашнюю жизнь японца. Их домики сделаны из фанеры, бамбука и соломенного плетенья. Стены раздвинуты, полы покрыты тонкими светло-зелеными циновками. На них лежат мягкие подушки и стоят небольшие лакированные шкатулки, в которых хранится все имущество японца.

На улицах повсюду красные пятна кимоно девушек, подростков и детей, темные — мужчин — и цветные — женщин. Слышится дробь деревянных сандалий о каменные тротуары-странная, своеобразная музыка.

Остановка. Кондуктор объявляет: Токио!

На перроне Михеева встретили представители газеты "Асахи, переводчик нашего посольства и его старые знакомые — летчик Кавомато и механик Исидо.

Переводчик водил Михеева по городу и рассказывал много интересного.

Повсюду встречались разрушенные и еще недостроенные здания — воспоминанье об ужасном землетрясении, бывшем два года назад (в 1923 году), когда пострадало три с половиной миллиона человек.

На улицах Токио Михеева поразило полное отсутствие лошадей. Множество автомобилей мчалось но мостовым из гравия и асфальта. Всюду необыкновенная чистота.

Пестрая толпа прохожих в кимоно и деревянных сандалиях плыла по тротуарам. Слышалась характерная музыка японских городов: цоканье деревянной обуви о камень.

Но все это Михеева мало интересовало. Он спешил на аэродром.

Аэродром оказался по своим размерам вполне подходящим для посадки советских самолетов. Это Михеев определил сразу. Больше делать нечего. Смотреть самолеты неинтересно. В большинстве своем это были машины старых конструкций, приобретенные в Европе.

Михеев собрался уже уезжать, когда па аэродром опустился почтовый самолет. Быстро подбежавшие люди стали сбрасывать с машины тюки вечерних газет.

— Почему нет пассажиров? — удивился Михеев.

— В Японии много почтовых и нет еще пассажирских линий, — объяснил ему переводчик.

Через несколько дней Михеев сообщил в Пекин о том, что земная подготовка перелета окончена, и советские летчики вылетели в Японию. Встретив их, Михеев выехал в Москву.